Валентин Иосифович Гафт

Встречаются в холле американского небоскреба Кокшенов и Пуговкин.

— Эй, Джейк, хэллоу!

— О, хэллоу, Боб!!!

От чего так предан пёс,

И в любви своей бескраен?

Но в глазах всегда вопрос,

Любит ли его хозяин.

От того, что кто-то сек,

От того, что в прошлом клетка,

От того, что человек,

Предавал его нередко.

Я по улицам брожу,

Людям вглядываюсь в лица,

Я теперь за всем слежу,

Чтоб, как пёс, не ошибиться.

Гафт очень многих изметелил

И в эпиграммах съел живьем.

Набил он руку в этом деле,

А остальное мы набьем.

Всем известно, Жизнь — Театр.

Этот — раб, тот — император,

Кто — мудрец, кто — идиот,

Тот молчун, а тот — оратор,

Честный или провокатор,

Людям роли Бог дает.

Для него мы все — игрушки,

Расставляет нас с небес...

Александр Сергеич Пушкин,

А напротив — Жорж Дантес!

Эротика как раз и порождает искусство. Человек, занимаясь любовью, фантазирует, улавливает ощущения, которые потом может передать в творчестве. Думаю, и Пушкин, и Лермонтов не отрицали любви, подпитывались ею. Мужчина и женщина созданы, чтобы создавать жизнь, это прекрасно.

Гораздо меньше на земле армян,

Чем фильмов, где играл

Джигарханян.

— Всем известны ваши эпиграммы. Как вы начали их писать?

— Мы были на дне рождения одного скрипача, он работал в «Современнике». Его жена была ему неверна. И вот этот человек пригласил в гости меня, Олега Ефремова и Галю Волчек. Я приготовил тост: «Мне слух раздражала фальшивая нота. Всю жизнь проверял я проклятое ля. Как поздно дошло до меня, идиота, что скрипка в порядке, жена моя...». После этого Олег сказал: «Пиши эпиграммы. Будешь читать на капустниках».

Я тебя своей любовью

Утомил, меня прости.

Я расплачиваюсь кровью,

Тяжкий крест устал нести.

Кровь – не жир, не масло – краска,

Смоется, как акварель,

Станет белою повязка,

Станет чистою постель.

И не станет лжи и блажи,

Всё исчезнет без следа,

Смоет красные пейзажи

Равнодушная вода.