Лина Васильевна Костенко

Страшні слова, коли вони мовчать,

Коли вони зненацька причаїлись,

Коли не знаєш, з чого їх почать,

Бо всі слова були уже чиїмись.

Хтось ними плакав, мучився, болів,

із них почав і ними ж і завершив.

Людей мільярди, і мільярди слів,

а ти їх маєш вимовити вперше!

Страшны слова, когда они молчат,

Когда они коварно притаились,

Когда не знаешь, как бы их начать,

Ведь все слова уже произносились.

И кто-то ими мучился, болел,

С них начинал, и завершал всё – ими.

Слов миллиарды (как и душ, и тел),

А ты их должен вымолвить впервые!

А наш король, а ми його васали,

а чорт візьми, я теж його васал.

Усі йому вже оди написали,

лиш я йому ще оди не писав.

І хоч живу я з королем не в мирі,

бо не люблю присвячувати од,

я друзям не підморгую в трактирі —

мовляв, який король наш ідіот!

А наш король, а мы его вассалы…

Да черт возьми, и я его вассал!

Ему уже все оды написали,

Лишь я ему строки не написал!

И хоть я с королем живу не в мире,

Поскольку я не сочинитель од,

Друзьям я не подмигивал в трактире –

Каков у нас король, мол, идиот!

Вона тим небом у тій хаті марила!

Вона така була ще молода!

Та якось так – то не знайшлося маляра.

Все якось так – то горе, то біда.

І вицвітали писані тарелі,

і плакав батько, і пливли роки, –

коли над нею не було вже стелі,

а тільки небо, небо і зірки...

О, как же мама грезила тем небом!

Была она красива, молода!

Пришёл художник слабый, неумелый,

Всё как-то так – то горе, то беда.

Орнаменты поблёкли на посуде,

Отец в унынье впал, прошли года, –

И нет над ней теперь ни потолка, ни буден,

А есть лишь небо, звезды, облака…

Цілую всі ліси. Спасибі скрипалю.

Він добре вам зіграв колись мою присутність.

Я дерево, я сніг, я все, що я люблю.

І, може, це і є моя найвища сутність.

Целую все леса. Спасибо скрипачу.

Присутствие моё вам хорошо сыграл он.

Я − дерево и дождь, всё, что любить хочу

и, может быть, моё в том высшее начало.

Зробити щось, лишити по собі,

а ми, нічого, – пройдемо, як тіні,

щоб тільки неба очі голубі

цю землю завжди бачили в цвітінні.

Щоб ці ліси не вимерли, як тур,

щоб ці слова не вичахли, як руди.

Чтоб след оставить, без него нельзя,

Мы ж ничего — проходим, словно тени.

Чтоб только неба синие глаза

Всегда бы землю видели в цветеньи.

Чтобы леса не вымерли, как тур,

Слова не оскудели, словно руды.

Життя пройде, немов вода,

І відцвіте, немов вишнева гілка...

В житті одна помилка — не біда,

Біда, коли усе життя — помилка.

Жизнь утечет, словно вода

И отцветет, как вишни ветка…

Одна ошибка в жизни — не беда,

Беда, когда вся жизнь — ошибка.

І сум, і жаль, і висновки повчальні,

І слово непосильне для пера.

Душа пройшла всі стадії печалі.

Тепер уже сміятися пора.

И грусть, и сожаления, и выводы нас поучали,

И слово непосильно для пера.

Душа прошла все стадии печали.

Теперь смеяться уж пора.

И в детство, будто в теплые края.

Летит душа, ей там тепло всегда.

Душа летить в дитинство,

Як у вирій,

Бо їй на світі тепло тільки там.

Життя іде і все без коректур.

І час летить, не стишує галопу.

Давно нема маркізи Помпадур,

і ми живем уже після потопу.

Не знаю я, що буде після нас,

в які природа убереться шати.

Єдиний, хто не втомлюється, – час.

А ми живі, нам треба поспішати.

А жизнь идет и все без корректур.

И время мчится, не уняв галопа.

Давно уж нет маркизы Помпадур,

И мы живем уже после потопа.

Не знаю я, что будет после нас,

Во что природа сможет нарядиться.

Не отступает время ни на час.

А мы — живые, надо торопиться.

Малі озерця блискають незлісно,

колише хмара втомлені громи.

Поїдемо поговорити з лісом,

а вже тоді я можу і з людьми.

Озёрца малые сияют, но без злобы,

качает туча тощие громы.

Поедем в лес, поговорим − с зелёным

а уж тогда могу я и с людьми.