Андрей Андреевич Вознесенский

Я ненавижу вас, люди-резины,

вы растяжимы на все режимы.

Ресторан качается, будто пароход.

А он свою любимую замуж выдает.

Будем супермены. Сядем визави:

Разве современно жениться по любви?

Черная, белая, пьяная метель..

Ресторан закроется — двинемся в мотель.

«Ты поправь, любимая, вороной парик.

Ты разлей рябиновку ровно на троих.

Будет все как было, проще, может быть,

Будешь вечерами в гости приходить.

Выходя, поглубже капюшон надвинешь,

Может не разлюбишь, не возненавидишь..?»

«Сани расписные» — стонет шансонье.

Вот они отъедут — расписанные…

И никто не скажет, вынимая нож:

«Что ж ты, скот, любимую замуж выдаешь?»

Пусть наше дело давно труба,

пускай прошли вы по нашим трупам,

пускай вы живы, нас истребя,

вы были — трупы, мы были — трубы!

Среди исторической немоты

какой божественною остудой

в нас прорыдала труба Судьбы!

Вы были — трусы, мы были — трубы.

В чем великие джинсы повинны?

В вечном споре низов и верхов -

тела нижняя половина

торжествует над ложью умов.

Мы все забудем, все с тобой забудем,

когда с аэродрома улетим

из города, где ресторан «Распутин»,

в край, где живет Распутин Валентин.

В углу один, покинутый оравой,

людское одиночество корит:

«Завидую тебе, орел двуглавый,

тебе всегда есть с кем поговорить».

Ты все причесываешься в ванной,

все причесываешься.

Свежайшие батоны стали черствыми,

все розы распустившиеся свянули,

устали толкователи Евангелья,

насытились все властью облеченные,

отмучились на муки обреченные,

все тайны мироздания — при чем они?

Ты с вечностью ведешь соревнование.

Ты все причесываешься.

Четвертый час заждался на диване я,

Чесать пора отсюда, я подчеркиваю,

но ты, как говорится,

не почесываешься,

ты драишь косы щеткою по-черному.

Под ноль тебя обрею! Ноль внимания.

Ты все причесываешься.

Люблю я эту дачу деревянную,

жить бы да жить и чувствовать отчетливо,

что рядом ты, душа обетованная,

что все причесываешься!...

Духовной жаждою томим,

несмотря на паспортные данные -

не читайте! не завидуйте! -

я гражданин

страны страдания.

Поэт не имеет опалы,

спокоен к награде любой.

Звезда не имеет оправы

ни черной, ни золотой.

Мерзнет девочка в автомате,

Прячет в зябкое пальтецо

Все в слезах и губной помаде

Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.

Пальцы — льдышки. В ушах — сережки.

Ей обратно одной, одной

Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.

Первый лед телефонных фраз.

Мерзлый след на щеках блестит -

Первый лед от людских обид.