Белый олеандр (White Oleander)

— Внешность для меня не главное.

— Конечно, тебе легко говорить. Ты ведь не урод!

Я была бы счастлива, если бы ты жила в настоящем аду, чем в раю с этой нюней. Чему она тебя сможет научить? Как красиво и манерно тосковать? Как плакать двадцатью способами?

Это хорошо, что ты пытаешься понять, что такое зло, Астрид. Но зло очень коварно — только подумаешь, что ты его узнала, а оно уже другое. Чтобы понять его природу, нужна целая жизнь.

— Ты и Клэр убила! Но в этот раз отрава была в твоих словах.

— Ты можешь считать меня жестокой, но я всего лишь пытаюсь защитить тебя от других людей!

— Никто вокруг не относится к нам враждебно, мама! Это мы считаем их врагами: ты и я! И не они нас, а мы их обижаем!

Не надо привязываться к тому, кто проявил к тебе немного внимания!

Не надо привязываться к тому, кто проявил к тебе немного внимания!

Через два года, после того как мы переехали в Нью-Йорк, я получила от мамы письмо. Она прислала журнал «Лос-Анджелес Таймс» со своей фотографией на обложке. В «Таймс» на семи страницах напечатали фотографии ее жутковатых тюремных коллажей. Она смотрела на меня с обложки, стоя на фоне решеток. Красивая, опасная, гордая... И выставка работ стала маминым триумфом!

— Почему ты убила Барри?

— Самозащита. Он пытался меня убить.

— Клэр тебя не трогала. Почему ты ее уничтожила?

— Клэр сама хотела уйти. Я только подсказала короткий путь.

— Тебе нельзя меня бросать. Я ведь дала тебе жизнь, ты моя кровь и плоть. И ты отсюда уйдешь когда я тебя отпущу!

— Ну так отпусти меня... Ты смотришь на меня, и мой вид тебя удручает. Вот такая плата, мама, за право владеть мною.

— Будь в моей власти все изменить — я бы сделала это.

— Так скажи мне, чтобы я не давала показания. Что врать мне не к лицу. Скажи мне, что готова остаться тут навсегда, лишь бы я снова стала такой, какой была...