Альпинист, бегун-спринтер или пловец знают, что последние метры до вершины, финишной ленточки или до берега самые трудные. То же самое и на войне.
Януш Пшимановский
Лидка тоже пришла поздравить. На ней было чистое, выглаженное обмундирование, волосы — пушистые, недавно вымытые. Она по очереди пожала руки членам экипажа, а Янека поздравила последним.
— Не знала… Очень беспокоилась за тебя, — начала она. — Все рассказывают, даже трудно поверить, что ты и твой экипаж…
Янек слушал молча, глядя ей в глаза.
Криво усмехнувшись, Лидка резко повернулась и ушла.
Шарик ел спокойно, с достоинством. Янек уселся возле него на траве. Он услышал, как Григорий вполголоса сказал Еленю:
— Хорошая девушка верит в джигита, и тогда джигит богатырские дела вершит. Плохая девушка не верит в джигита. Если он совершает геройский поступок, который все видят, она говорит: «Трудно поверить». Скажи сам, разве это хорошая девушка?
— Хочет вечером с ним показаться, ведь теперь у него Крест Храбрых, — добавил Густлик.
Кос отвернулся, сделав вид, что не слышит. Слова друзей его огорчили. Досадно, что они судачат об этом…
Овчарка, в жизни которой все было ясно — голод или сытость, ненависть или любовь, — удивлялась и не понимала сложных людских дел. Откуда ей было знать, что о простых и очевидных для каждого, хотя бы раз увидевшего издалека эту пару, вещах труднее всего говорить именно им двоим. Труднее всего, потому что не знают они, как в несколько маленьких слов вместить большое чувство. А говорить долго и красиво они не умеют — война этому не учит.
Василий достал из кармана перочинный нож, отрезал сломанную танком тонкую березовую веточку и, обернувшись к Еленю, стал обрывать листки, старательно выговаривая по-польски:
— Коха… люби… шануе… — Он задумался, потом рассмеялся и спросил: — А дальше как?
— Не хце мне… Только как бы ни хотела, все равно на березе не гадают, нужно на акации.
Елень наклонился к нему и так же тихо сказал:
— Нужно верить. С человеком всякое в жизни случается. Может, его кто обкрадывал, и он теперь… А если бы и мне не поверили? А ведь верят.
— Теперь понимаешь, Янек? — спросил Семенов. — Если бы ударили вчера, или сегодня, или даже за несколько минут, гитлеровцы могли бы подтянуть резервы или отступить.
— Я ему рассказывал, — вставил довольный Григорий, — если в шишку ударишь обухом топора, то только ветка закачается. Хочешь орех разбить, бей его на чем-нибудь твердом. Вот и сейчас, когда они окружены…