Януш Леон Вишневский

Грусть, тоска и боль привлекают и искушают. Эти чувства несравненно легче делить с другими, чем счастье.

Её разбудила тишина. Не открывая глаз, она скользнула рукой под свитер. Сердце бешено колотилось. Она закусила губы. Сильнее. Еще сильнее. Открыла глаза только когда почувствовала соленый вкус крови. Жива...

Он не забыл. Но всегда помнил, что должен был забыть.

Я была в ярости на него. За то, что, вместо того чтобы читать в её (жены) честь молитвы, он ложился с нею в постель. И благодаря её огромному животу это стало совершенно ясно.

Запись боли в одном пространстве памяти нельзя стереть записями счастья в других.

Ты думаешь, можно отличить больной разум от больной души? Спрашиваю это из любопытства. У меня было все больное. Каждая клеточка. Но это уже прошло. Может, я не вполне здоров, однако, вне всяких сомнений, излечен.

Сейчас они припаялись друг к другу обручальными кольцами, а когда кончится эта химия, пойдут искать ножовку.

Жизнь продолжается. Как ни в чём не бывало. Опять вышли газеты и опять такие же автомобильные пробки на тех же самых улицах в тех же самых местах.

— Я постепенно влюбляюсь в тебя, — прошептал он, глядя ей в глаза.

— Это из-за мая, который только что был здесь. В мае все влюбляются, но к ноябрю чаще всего обо всём забывают.