Оксана Робски

— У вас мой муж, я бы хотела его увидеть.

Сидевшая в морге за контролем женщина даже не взглянула на меня.

— Не положено.

Она протянула мне часы, бумажник и фотографию.

Нашу с Сержем первую фотографию.

Я не знала, что он носил ее с собой.

На обратной стороне моей рукой было написано: «Когда-нибудь.. Мы не будем грустить ни о чем.

Только друг о друге.»

Если к несчастью не относиться как к несчастью, то тогда никакого несчастья нет.

... любовь — это когда весь мир умещается в одном человека. Но поверить в это может только ребёнок.

Лена была звездой. И знала об этом. Если бы она об этом не знала, то и все остальные тоже бы не знали.

... У нее всегда был джокер в колоде. Его появление в самых неожиданных местах придавал игре остроту. Невозможно предугадать, в каком качестве он появится на поле в следующий раз. Главное — жить так, как будто джокера не существует. Я играла на счастье

Катя считала, что дети бывают хорошенькие и не очень. Не очень — это при встрече с которыми возникает чувство досадного ожидания: сейчас заплачет, или будет кричать, или шумно бегать, или приставать. А хорошенькие — это когда сразу хочется воскликнуть: «Ой, какой хорошенький!»

Это были грустные слезы. Не отчаянные, не истеричные. А очень грустные.

У каждого свои места для знакомства с женщинами, — объяснил мне Антон. — Некоторые спускаются за ними в метро: это просто край непуганых невест, а ленивые, типа меня, просто сидят за лучшим столиком там, куда женщины сами приходят в поисках мужчин.

Девушка без харизмы — как переваренная креветка: под пиво пойдет, а так — нет.

Я подумала, что было бы хорошо иметь свой личный календарь: открываешь страничку, а там – «День перехода от плохого настроения к хорошему». И переходишь.