— Нет, принцесса, я не говорю о твоей магии. Я хочу сказать, что мы не боялись жестокости с твоей стороны. Принц Кел унаследовал от своей матери её... чувство юмора.
— То есть он садист?
— Во всех смыслах, — кивнул Дойл.
— Нет, принцесса, я не говорю о твоей магии. Я хочу сказать, что мы не боялись жестокости с твоей стороны. Принц Кел унаследовал от своей матери её... чувство юмора.
— То есть он садист?
— Во всех смыслах, — кивнул Дойл.
Иногда ты борешься с тем, какой ты есть, а иногда сдаешься. А иногда, когда устаешь бороться с собой, начинаешь бороться с кем-нибудь другим.
— Если твоя рука скроется из виду, — предупредил его Дойл, — я сочту, что ты задумал недоброе. Тебе не понравится, если я так сочту, Гриффин.
Можно было сделать вид, что мне все равно, но с Эдуардом я не давала себе труда притворяться. В нашей странной дружбе это было ненужным. И то, что он продолжал играть со мной в игры, было глупо с его стороны. Я, впрочем, надеялась, что в этот раз игры кончились.
Если убийство оправданное, это еще не значит, что оно на тебя не действует. Я приучила себя думать, что если я права, то этого достаточно. Оказывается, нет.
Он улыбнулся в ответ, скорее, как отражение. Улыбка не дошла до его глаз. Они остались холодными и пустыми, как зимнее небо.
Некоторые вещи оставляют след в душе, измеряемый не годами, а пролитой кровью и болью, необходимостью идти на сделки с совестью, чтобы достать плохих парней, пока однажды не заглянешь в зеркало и задумаешься, на какой же ты стороне после этого. Тогда наступает момент, когда полицейский значок больше не означает, что ты хороший парень, а лишь то, что ты один из своих. Я хотела быть хорошим парнем, иначе, что я тогда здесь делаю?
Что такое любовь? Иногда — когда ты просто разрешаешь себе быть собой, и тому, кого любишь, тоже разрешаешь быть собой. Или тем, кого любишь.
Если ты кого-то назовешь другом, это на всю жизнь. Если ты кого то возненавидишь, это навсегда. Если ты скажешь, что кого-то убьешь, ты убьешь.