Игорь Губерман

Но главный старческий порок, и нам его никак не миновать — горячее и бескорыстное давание советов. Как на это реагируют молодые, можно не распространяться, ибо помню я одну московскую историю, которая сполна исчерпывает тему. Около заглохшей машины возился взмокший от бессилия водитель. То копался он в моторе, то с надеждой пробовал завестись напрасно. Разумеется, вокруг уже стояли несколько советчиков. Из них активным наиболее был старикан, который, кроме всяческих рекомендаций, одновременно и выражал сомнение в успехе. И советовал без устали и громче всех. И наконец, молодой парень-шофёр, аккуратно отерев со лба пот, изысканно сказал ему, не выдержав:

- Папа, идите на ***!

Эту фразу я бы посоветовал всем старикам держать если не в памяти, то в книжке записной, и изредка туда заглядывать. Поскольку опыт наш житейский, как бы ни был он незауряден — абсолютно ни к чему всем тем, кто нас не спрашивает.

У проблемы этой, сказал папа, есть два решения — реальное, если вмешается Господь, и фантастическое, если стороны договорятся.

На свете ни единому уму,

имевшему учительскую прыть,

глаза не удалось открыть тому,

кто сам не собирался их открыть.

Сегодня ощутил я горемычно,

как жутко изменяют нас года:

в себя зайдя и свет зажгя привычно,

увидел, что попал я не туда.

По давней наблюдательности личной

забавная печальность мне видна:

говно глядит на мир оптимистичней,

чем те, кого воротит от говна.

Забавные мысли приходят в кровать

с утра, после грустного сна:

что лучше до сроку свечу задувать,

чем видеть, как чахнет она.

Слова про слитность душ —

лишь удовольствие,

пустая утешительная ложь;

но хуже одиночества — спокойствие,

с которым ты его осознаешь.

Под каждым знаменем и флагом,

единым стянутым узлом,

есть зло, одевшееся благом,

и благо, ряженое злом.

Везде одинаков Господень посев,

и врут нам о разнице наций

все люди — евреи, и просто не все

нашли пока смелость признаться.

Тех, кто искренне болеет за общество, общество искренне считает душевнобольными.