Харуки Мураками

Я лишь знаю, что человек с подносом на голове не сможет задирать голову к небу.

Я вообще ничего не сделал. Я даже пальцем не шевельнул. А могло бы и получиться, если бы сильно захотел.

Она никогда не ныла, никому не жаловалась. Лицо ничем не выдавало её — Симамото всегда улыбалась, даже когда ей было плохо. И чем тяжелее, тем шире улыбка.

Привязалась какая-то зараза, и ничего с ней не сделаешь. Этот бред, как месячные, накатывает, время подошло — и никуда не денешься. Его не встретишь в дверях и не скажешь: «Извините, я сейчас занята, загляните попозже».

Собственное имя, к сожалению, так просто не забывается. Отчего мы постоянно забываем только чужие имена — даже те, которые должны помнить обязательно?

Мы живем в удобном мире, где все вертится вокруг смакования нюансов. Возможно, четыре века назад мы действительно были богаче... Да и просто ближе к природе.

Странное создание человек: стоит минут десять посидеть с закрытыми глазами, и открывается поразительное многоцветие.

Сколько бы неприятностей ни ждало меня завтра — а их, скорее всего, будет немало, — сейчас я хотел бы уснуть и не просыпаться, пока Земля не крутанется Майклом Джексоном вокруг своей оси. Для новых неприятностей мне нужен свежий запас отчаяния.

Иногда я смотрю на тебя и думаю, что вижу далёкую звезду. Она так ярко светит, но свет от неё идёт десятки тысяч лет. Может статься, и звезды-то уже нет. А он всё равно как настоящий. Такой реальный... Реальнее ничего не бывает.

Жить, не признавая в себе глубокую душевную рану, в каком-то смысле может оказаться опасным.