Генри Миллер

Я начал разыгрывать из себя полного кретина, что здесь очень ценилось. Иногда я подходил к старшему корректору и, чтобы польстить ему, спрашивал значение того или другого слова. Мое единственное несчастье состояло в том, что я знал слишком много. Это вылезало наружу, несмотря на все мои старания.

Надо только писать, отказавшись от всего другого и не занимаясь больше ничем, только писать, и писать, и писать, даже если весь мир советует бросить и никто не верит в тебя.

Мне следовало научиться жить с дерьмом, плавать как крыса в помойке — или утонуть.

Может быть, и приятно знать, что женщина умна, но литература вместо горячего тела — это не то блюдо, которое следует подавать в постели.

Во время войны все мечтают о мире, но ни у кого не хватает мужества сложить оружие и сказать: «Довольно! Хватит с меня!»

Сердце твое работает спазмами. Ты благодарен тем, кто вызывает боль в твоем сердце; ты страдаешь не за них, но страдаешь, чтобы насладиться роскошью страдания.

В Париже знакомства и дружба завязываются чаще всего на почве секса и венерических болезней.

Освободить переполненный мочевой пузырь — одна из величайших жизненных радостей.

Ночные улицы Нью-Йорка отражают распятие и смерть Христа. Когда они покрываются снегом и воцаряется совершенная тишина, из уродливых строений Нью-Йорка несется музыка такого черного отчаяния и несостоятельности, что от нее пробирает дрожь. Здесь ни один камень не клался с любовью или почитанием, ни одна улица не прокладывалась для танцев и веселья.

Когда в мир является Человек, мир наваливается на него и ломает ему хребет. Он не может жить среди этих все еще стоящих, но подгнивших колонн, среди этих разлагающихся людей. Наш мир – это ложь на фундаменте из огромного зыбучего страха. Если и рождается раз в столетие человек с жадным ненасытным взором, человек, готовый перевернуть мир, чтобы создать новую расу людей, то любовь, которую он несет в мир, превращают в желчь, а его самого – в бич человечества. Если является на свет книга, подобная взрыву, книга, способная жечь и ранить вам душу, знайте, что она написана человеком с еще не переломанным хребтом, человеком, у которого есть только один способ зашиты от этого мира – слово; и это слово всегда сильнее всеподавляющей лжи мира, сильнее, чем все орудия пыток, изобретенные трусами для того, чтобы подавить чудо человеческой личности.