Этель Лилиан Войнич

Отец говорил, что трус... Что он говорил? «Трус — это человек, который говорит себе, что в следующий раз не подчинится». Как страшно он это сказал.

Когда человека терпеть не можешь, легко быть несправедливым.

Можно набраться всяких дурацких знаний и всё-таки голодать, но хорошо одетому человеку, который умеет готовить соус из трюфелей, нечего опасаться бедности.

— ... Вы, конечно, сами скажете ей об этом? (о смерти Ривареса)

— Нет, я не могу! Вы лучше уж прямо попросите меня пойти и убить её. Как я скажу ей, как?

Мартини закрыл глаза руками. И, не открывая их, почувствовал, как вздрогнул контрабандист. Он поднял голову. Джемма стояла в дверях.

— Вы слышали, Черазе? — сказала она. — Все кончено. Его расстреляли.

Но выражение усталой покорности уже слетело с его лица. Ужас, давивший в ночной тиши, сновидения, переносившие его в мир теней, исчезли вместе с ночью, которая породила их. Как только засияло солнце и Овод встретился лицом к лицу со своими врагами, воля вернулась к нему, и он уже ничего не боялся.

Душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть...

Кот смотрел на Мартини, как на весьма полезную вещь в доме. Этот гость не наступал ему на хвост, не пускал табачного дыма в глаза, подобно прочим, весьма навязчивым двуногим существам, позволял удобно свернуться у него на коленях и мурлыкать, а за столом всегда помнил, что коту вовсе не интересно смотреть, как люди едят рыбу.

Будьте добры подписать свой собственный смертный приговор. Моё нежное сердце не позволяет мне сделать это.

И что вы думали о жалких клоунах, об их ужасной жизни! Они должны рассмешить всех этих людей, и вы не знаете, что они чувствуют, стоя перед потешающимися зрителями и стараясь выглядеть смешно!

Ну, хватит откровенности и предсмертных исповедей. Если уж ты всю жизнь носила маску, придется и умереть в маске. Эта, по крайней мере, тебе к лицу... и ты носила ее не без изящества.