Айн Рэнд

... когда она спросила, что бы он хотел делать, когда вырастет, ответил не раздумывая:

– Только то, что правильно. – И тут же добавил: – Ты должна сделать что-то необыкновенное… я хочу сказать, мы вместе должны это сделать.

– Что?

– Я не знаю. Мы сами должны это узнать. Не просто, как ты говоришь, заниматься делом и зарабатывать на жизнь. Побеждать в сражениях, спасать людей из пожара, покорять горные вершины – что-то вроде этого.

– А зачем?

– В прошлое воскресенье на проповеди священник сказал, что мы должны стремиться к лучшему в нас. Как по-твоему, что в нас – лучшее?

– Я не знаю.

– Мы должны узнать это.

У нас нет будущего. Мы погрязли в ублажении плоти. А судьба России всегда зависела от ее духа, а теперь у России нет ни Бога, ни души.

Вы спросите, что является самым ярким достижением американцев? Я считаю этим то, что люди этой страны придумали выражение «делать деньги». Ни в одном языке мира, ни у одного народа не было такого словосочетания. Испокон веков люди считали богатство статичным – его можно было отнять, унаследовать, выпросить, поделить, подарить. Американцы стали первыми, кто осознал, что богатство должно быть сделано. Выражение «делать деньги» стало основой новой морали этой части человечества.

— Посмотри на меня! Хорошо посмотри! Я была рождена, и я знала, что я живу, и понимала, чего хочу.

Как ты думаешь, что поддерживает во мне жизнь? Почему я живу? Потому, что у меня есть желудок, который я набиваю пищей? Потому, что я дышу и зарабатываю себе на пропитание? Или потому, что я знаю, чего я хочу, — может быть, именно это и есть сама жизнь.

И кто — в этой проклятой вселенной, — кто может сказать мне, почему я должна жить не ради того, чего хочу.

Кто членораздельно ответит мне на этот вопрос?

Вы пытались дать нам свои установки относительно того, чего нам хотеть, а чего нет. Вы пришли, подобно армии в победном шествии, с миссией построения новой жизни. С корнем вырвав старую жизнь, о которой вы ничего не знали, вы определили критерии новой. Вы влезли во все естество человека, в каждый его час, каждую минуту, каждый нерв, каждую потаенную мысль — и заявили, что теперь все обязаны жить иначе. Вы пришли и запретили живым жить. Вы заперли нас в каменном подвале, от ваших тесных оков у нас лопаются вены! И вы с любопытством наблюдаете за тем, что с нами будет. Что ж, смотрите! Смотрите все, у кого есть глаза!

В улыбках обоих ощущался избыток иронии. Однако Фран­сиско смеялся потому, что видел за повседневностью нечто более ве­ликое. Джим же смеялся потому, что не хотел, чтобы нечто великое существовало.

У него не было друзей. К нему относились как к мебели — полезной, но безликой, и такой же безмолвной.

Бесполезно быть изощренно ехидным, с людьми, которые даже не понимают, что ты изощренно ехиден.

Он впервые понял, что никогда не знал страха, так как в любом несчастье прибегал ко всесильному средству — способности действовать.

Все самое страшное в мировой истории свершалось во имя человеколюбия.

Достижение своего счастья — единственная моральная цель вашей жизни.