Алексей Константинович Толстой

Бежать от соблазна волен и должен всякий. Но бойся прельститься на лесть врага рода человеческого.

Мой путь не прям. Сегодня понял я,

Что чистым тот не может оставаться,

Кто борется с лукавством. Правды с кривдой

Бой неравен; а с непривычки трудно

Кривить душой! Счастлив, кто в чистом поле

Перед врагом стоит лицом к лицу!

Вокруг него и гром, и дым, и сеча,

А на душе спокойно и легко!

Мне ж на душу легло тяжелым камнем,

Что ныне я не право совершил.

Но, видит бог, нам все пути иные

Заграждены.

Все в мире ложь! Вся жизнь есть злая шутка,

И, если все явленья перебрать

И призраки пустые все откинуть,

Останется лишь чувственность одна,

Любви ничтожный, искаженный снимок,

Который иногда, зажмуря очи,

Еще принять мы можем за любовь.

И я узнал, что мужество и сила

Должны теперь искусству уступать;

Что не они уже решают битвы,

Как в славные былые времена,

И грустно мне то стало.

Морозов сделал повелительный знак, и опричники невольно посторонились. Гремя колокольцами, боярин подошёл к столу и опустился на скамью, напротив Иоанна, с такою величественною осанкой, как будто на нём вместо шутовского кафтана была царская риза.

—  Как же мне потешать тебя, государь?  — спросил он, положив локти на стол, глядя прямо в очи Ивану Васильевичу.  — Мудрён ты стал на потехи, ничем не удивишь тебя! Каких шуток не перешучено на Руси, с тех пор как ты государишь! Потешался ты, когда был ещё отроком и конём давил народ на улицах; потешался ты, когда на охоте велел псарям князя Шуйского зарезать; потешался, когда выборные люди из Пскова пришли плакаться тебе на твоего наместника, а ты приказал им горячею смолою бороды палить!

Опричники хотели вскочить с своих мест и броситься на Морозова; царь удержал их знаком.

—  Но,  — продолжал Морозов,  — то всё было ребяческое веселье; оно скоро тебе надоело. Ты начал знаменитых людей в монахи постригать, а жен и дочерей их себе на потеху позорить. И это тебе прискучило. Стал ты выбирать тогда лучших слуг твоих и мукам предавать. Тут дело пошло повеселее, только ненадолго. Не всё же ругаться над народом да над боярами. Давай и над церковью Христовою поглумимся!

Безвинен

Не может быть, кто с жизнию ведет

Всегда борьбу, кто хоть какую цель

Перед собой поставил, хоть какое

Желание в груди несет. В ущерб

Другому лишь желанья своего

Достигнет он!