Друг мой, я понимаю, что мы выросли в девяностых и культ «добился бабла» у нас похлеще, чем у репера из Гетто. Но вроде же должно с годами, с десятилетиями отпускать, нет? Вроде бы видели уже, как люди от миллионных премий по убеждениям отказываются, как мэры на метро катаются, как миллиардеры в сорокабаксовых джинсах и стобаксовых кроссовках раздают половину состояния фондам. Нет? И потом… Откуда это гадкое «добился»? С чем вы все бьётесь? С кем? Вы свою попу в тепло пристраиваете. Это иногда нелегко. Но где подвиг? Битва попы за тепло? И за это надо уважать?
Александра Бакши
Cлайд с цитатойУтро – странная штука. Как проход, коридор, ведущий на сцену или на арену. Как уж там повезёт. Ощущение чего-то торжественного, важного. Оно, это важное, вот-вот и случится. И какое оно будет – неизвестно. И оттого немного тревожно. Хоть и лень вставать, но отказаться от того, что ждет в конце коридора, от неизведанного, неважно плохого или хорошего – невозможно. Невозможно мне, пока мне пошёл всего двенадцатый год. А вот моя мама может не вставать весь день, если у неё выдался выходной. Вряд ли она уже всё исследовала и ей некуда спешить. Думаю, она просто потеряла ощущение восторга на пороге неизвестного. Это бывает со взрослыми. Почему?
Сейчас, в две тысячи первом году, эти книжки кажутся глупыми из-за плотных цветных матовых вставок с плакатами и лозунгами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Из-за портретов Ленина, из-за странного, гладкого, но навязчивого языка, на котором сейчас никто уже не говорит. Но в то же время это – огромный кусок другого мира, который точно был, дышал и умер.
Когда-нибудь мы, наш мир, станет для новых людей таким же. И мы тоже будем интересны будущему миру, как кусок истории. Наверно.
Когда людям около тридцати, им зверски не хватает детства. И мы пытаемся создать себе детскую комнату в масштабах страны. Мы вспоминаем, что было там, в этой прекрасной конуре, развешиваем старые постеры. Натягиваем «Эйрмаксы» и футболки с писклявой диснеевской мышью, иногда даже продуманно дурачимся. Мы уверены, что декорации окажутся сильнее наших наработанных старческих привычек…
Находясь в игре, понять, что это игра — сложно. Два года назад мы хлопками переворачивали наклейки с покемонами. И пока мы шли за школу, мы прекрасно понимали, что идем играть. Но, когда хлопаешь по стопке наклеек, это уже не игра. Всё по-настоящему.
Мы дарим безвкусицу, пошлятину, отбиваем критическое мышление, насилуем само слово «искусство». И ныкаем в блескучие карманы настоящие таланты, шедевры прошлого и настоящего, воровато оглядываясь по сторонам. Ведь нам совсем не нужно сравнение.
— Зачем вы это-то смотрите?
– Что?
– Нас.
– Вы красиво поёте, – искренне и добродушно улыбнулась женщина.
– Я не умею петь, – Алин голос звучал глухо и необычно серьезно. – Абсолютно.