Александр Вяземка

– А есть по-настоящему мудрые люди?

– Нет. Даже те, кого причисляют к мудрецам, своим образом жизни опровергают это. Настоящая мудрость – вернуться к нашему первобытному состоянию. Без кострищ. Без земли, истерзанной пашнями и рудниками. Это было бы мудростью, но сам человек на это не способен.

– То есть мудрость – это бегать по лесам голодными и голышом?

– Ага, – отец довольно осклабился, представив себя рыскающим по горам и долам в чем мать родила. – И увидишь, все к этому и вернется. Сам человек глуп, но природа его мудра. И она найдет способ вернуть его на путь, с которого он когда-то сбился. То, что быт убивает любовь – как он убил нашу с мамой любовь, – прямой указатель на то, что человек по своей природе не предназначен для быта. Он – романтик: его место на просторах, а не в бетонных коробках, требующих от человека невозможного напряжения сил. С бытом человек совладать не может.

Впрочем, не человек ли творит будущее, а точнее – разрушает его, и, как следствие, обманывает самого себя? Будущее – не какой-то временной феномен, который мы так любим выставлять козлом отпущения, когда нужно назначить виновных в наших разочарованиях. Будущее – плод коллективной деятельности человечества. Следовательно, если мы кому и можем предъявлять претензии, то не времени, а себе.

Наше общее будущее – результат индивидуальных усилий, мешающих друг другу реализоваться, сталкивающихся друг с другом в броуновском хаосе, а не поддерживающих и не подталкивающих друг друга к общей цели. У каждого цель своя – и их мириады. Поэтому так тяжело пробиться к своей цели нашим усилиям-частичкам. Они продираются сквозь прущую навстречу толпу противоборствующих усилий. Их относит течением. Наши цели умирают, так и не дождавшись нашего прихода. И будущее, преломленное нашими надеждами и желаниями до состояния миража, строит нам пририсованные нами же глазки, врет нам придуманными нами за него обещаниями, а потом насмехается над нашим отчаянием и нашей глупостью. Насмехается нами же вложенным ему в уста беспощадным, отвратительным смехом.

– Не любишь ты людей, папа.

– Я люблю человека! Но его так трудно любить… Он делает все возможное, чтобы моя любовь к нему не состоялась.

– А есть по-настоящему мудрые люди?

– Нет. Даже те, кого причисляют к мудрецам, своим образом жизни опровергают это. Настоящая мудрость – вернуться к нашему первобытному состоянию. Без кострищ. Без земли, истерзанной пашнями и рудниками. Это было бы мудростью, но сам человек на это не способен.

– То есть мудрость – это бегать по лесам голодными и голышом?

– Ага, – отец довольно осклабился, представив себя рыскающим по горам и долам в чем мать родила. – И увидишь, все к этому и вернется. Сам человек глуп, но природа его мудра. И она найдет способ вернуть его на путь, с которого он когда-то сбился. То, что быт убивает любовь – как он убил нашу с мамой любовь, – прямой указатель на то, что человек по своей природе не предназначен для быта. Он – романтик: его место на просторах, а не в бетонных коробках, требующих от человека невозможного напряжения сил. С бытом человек совладать не может.

Впрочем, не человек ли творит будущее, а точнее – разрушает его, и, как следствие, обманывает самого себя? Будущее – не какой-то временной феномен, который мы так любим выставлять козлом отпущения, когда нужно назначить виновных в наших разочарованиях. Будущее – плод коллективной деятельности человечества. Следовательно, если мы кому и можем предъявлять претензии, то не времени, а себе.

Наше общее будущее – результат индивидуальных усилий, мешающих друг другу реализоваться, сталкивающихся друг с другом в броуновском хаосе, а не поддерживающих и не подталкивающих друг друга к общей цели. У каждого цель своя – и их мириады. Поэтому так тяжело пробиться к своей цели нашим усилиям-частичкам. Они продираются сквозь прущую навстречу толпу противоборствующих усилий. Их относит течением. Наши цели умирают, так и не дождавшись нашего прихода. И будущее, преломленное нашими надеждами и желаниями до состояния миража, строит нам пририсованные нами же глазки, врет нам придуманными нами за него обещаниями, а потом насмехается над нашим отчаянием и нашей глупостью. Насмехается нами же вложенным ему в уста беспощадным, отвратительным смехом.

По-настоящему велик не тот, кто ищет славы, не тот, чьи деяния поражают масштабностью, а тот, кто делится частицей себя с другими.

Мы не любим правду, потому что привыкли жить иллюзиями. Ими жить проще. Они – основа нашего внутреннего комфорта. Ими выстлано наше ложе самоуспокоенности