Карен Мейтленд. Маскарад лжецов

Другие цитаты по теме

— Надежда — это обманка, мешающая нам воспринимать реальность.

— О, вы говорите это, чтобы показаться умной!

— Я знаю. Вам тоже стоит попробовать.

Благое дело остается благим вне зависимости от достоинств того, кому оказана милость. В мире не было бы добрых поступков, если бы люди помогали только безгрешным.

Где-то там далеко, где кончается боль,

Вечно молоды вера, надежда, любовь,

Там никто не продаст за серебряный грош,

Там кончается грязь, там кончается ложь...

Что такое дом? Этот вопрос мучил меня в тот день, когда все началось. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь. И теперь он снова вертится в моей голове, не давая покоя. Место рождения? Для стариков и родина — чужбина. Кров, под которым вы каждую ночь склоняете голову? Для бездомных бродяг вроде меня домом становится любая канава, сарай или лесная опушка. Земля, политая кровью предков? Это дом для мертвых, не для живых. Или родина там, где ждут те, кто вас любит? Но куда идти тому, у кого не осталось близких?

Мне потребовались месяцы, даже годы, чтобы найти ответ. Дом — место, куда вы возвращаетесь, потеряв собственную душу. Место, где вы рождаетесь заново. Не там, где вы родились, а там, где обретаете второе рождение. Когда вы уже не помните своего прошлого, когда история вашей жизни кажется вымыслом вам самим — тогда настает время возвращаться. И лишь тогда вы находите свой истинный дом.

Если нечего терять, живется легче.

Когда магазин модных надежд закроет двери,

Одеться негде будет нашей вере...

Придется научиться жить в своей манере!

И, отыскав иголку правды в стоге лжи,

Забыть про синтетических идей конвейер.

Но для начала к сердцу рельсы проложить.

Чтобы увидеть свет в конце тоннеля

Слепым пятном коммерческой души...

Мы уходим как с желанием отыскать что-то, так и с желанием оставить нечто позади.

Меня страшила не сама смерть, а то, что приходит после, — не рай и не ад, а бессонное сознание, потерявшее форму. И я когда-то окажусь нигде, стану ничем.

Если колодец пересох, можешь грозить ему вечным проклятием хоть до Михайлова дня, все одно ни капли не выжмешь.

Он больше не плакал. Его скорбь была выше слез.