Что тягостней, о боже,
Чем годы вспоминать, когда ты был моложе!
Что тягостней, о боже,
Чем годы вспоминать, когда ты был моложе!
Благословение да будет над тобою,
Хранительный покров святых небесных сил,
Останься навсегда той чистою звездою,
Которой луч мне мрак душевный осветил.
А я сознал уже правдивость приговора,
Произнесенного карающей судьбой
Над бурной жизнию, не чуждою укора, -
Под правосудный меч склонился головой.
Разумен строгий суд, и вопли бесполезны,
Я стар, как грех, а ты, как радость, молода,
Я долго проходил все развращенья бездны,
А ты еще светла, и жизнь твоя чиста.
Ничего нет ужасней, когда мы, став стариками, начинаем перетряхивать нашу молодость.
(Ничего нет ужаснее, как на старости лет окунуться в свою молодость.)
Одиночество юности, у которой впереди вся жизнь, вовсе не похоже на одиночество старости, у которой впереди только могила.
— Что с нами делает время? Ты помнишь, какая она была?
— Да... Ну я думаю, мы с тобой ведь тоже не помолодели, правда?
— Да... Правда, у женщин это заметнее.
Счел господь нас достойными кары,
Тяжки божьей десницы удары.
Смерть забыла — кто юный, кто старый,
Полыхают повсюду пожары.
Ах, как жаль, что пришло это горе, -
Разлученным не свидеться вскоре.
Гибнут гоноши, тонут, как в море,
Стынут слезы у женщин во взоре.
Ангел смерти мечом своим длинным
Сносит головы жертвам невинным,
А они, как цветы по долинам…
Стонет мать над загубленным сыном.
Кто опишет несчастия эти?
Худших зол не бывало на свете,
На порогах родительских дети
За ничто погибают в расцвете.
Войте, жалуйтесь: днесь и вовеки
Надо зло умертвить в человеке,
Плачут горы, деревья и реки,
Мудрецы на земле, что калеки.
Пали воины — цвет молодежи,
Те, кого обожали до дрожи,
Те, чьи брови на арки похожи,
Огнеглазые в куртках из кожи.
И диаконы, что ежечасно
Пели богу хвалу сладкогласно,
Смерть вкусили. Роптанье напрасно,
Лишь в могиле лежать безопасно.
Страшный суд совершается ныне,
Но заступника нет и в помине…
Черный ангел уносится в дыме
С новобрачными, а не седыми.
Некий юноша, шедший на муку,
Плакал, с жизнью предвидя разлуку,
Был бы рад он хоть слову, хоть звуку,
Но никто не подал ему руку.
И сказал он: «Тоска меня гложет,
Смерть состарить до срока не может,
Я — зеленая ветка, — быть может,
Кто нибудь уцелеть мне поможет.
Мне не в пору могила-темница,
Сто забот в моем сердце теснится,
Сто желаний запретных толпится,
Лучше б дома мне в щелку забиться!»
И к отцу он воззвал: «Ради бога,
Помоги мне прожить хоть немного,
Мне неведома жизни дорога,
Злая смерть сторожит у порога!»
Горько молвил отец: «Вот беда-то, -
Ни скотины на выкуп, ни злата;
Мог себя запродать я когда-то,
Но за старца дадут небогато».
И подобно другим обреченным,
Сын свалился на землю со стоном:
Вспомнил детство, свечу пред амвоном,
Вспомнил солнце, что было зеленым…
И глаза его скорбь угасила,
И исчезла из рук его сила,
И лицо словно маска застыло,
Неизбежною стала могила.
Тут и молвил он: «Отче и братья,
Лишь молитвы могу с собой взять я,
Умоляйте же все без изъятья,
Чтоб господь растворил мне объятья».
А потом, отдышавшись немного.
Стал просить он служителей бога;
«Помолитесь и вы, чтоб дорога
Довела до господня порога!»
Я епископ Нагаш, раб единой,
Видел сам все страданья Мердина,
Слышал сам его жителей стоны,
Шел сквозь город в печаль погруженный.
По большому армянскому счету,
Год стоит у нас девятисотый.
Приказал я молиться причету,
Позабыл про иные заботы.
Тот, кто видел войну, будет видеть ее всегда. В ночной тиши нам всегда будут слышаться крики. Это наша история, потому что когда-то мы были солдатами и были молоды.
Ты слишком молода, чтоб стать моей подругой,
И всё же удержать волнение не смог,
Увидев, как идёшь походкою упругой
И ставишь на асфальт высокий каблучок.
Не шлю тебе стихов и откровенных писем
С рассказами про пыль ухабистых дорог.
Не привлекает блеск сияющих залысин,
Когда огромный мир лежит у стройных ног.
Ты слишком молода для зрелого мужчины,
Чтоб правильно понять огонь забытых чувств
И гладить на лице глубокие морщины,
Но так непросто скрыть, — как этого хочу.
Нечаянный порыв нельзя назвать любовью,
И всё же поутру я улыбаюсь снам.
В них, неизменно, ты сидишь у изголовья,
Изящно проводя рукой по волосам.
Несбыточны мечты, а чаянья напрасны,
И пропасть в много лет мне не преодолеть.
Хотя ты молода, божественно прекрасна,
Я в сторону твою стараюсь не смотреть...
Тебя встречает жизнь, похожая на праздник,
А у меня душа закована в футляр...
Ты слишком молода, но это не диагноз,
Диагноз — для тебя я безнадежно стар...
Смешно — я всегда считал себя молодым, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь я понял, что постарел. Молодость ушла вместе с любовью. Человек имеет лишь два состояния — юность и старость. Как у тех химических соединений, что переходят из твёрдой фазы в газообразную, минуя стадию жидкости. Порой лишь нелепое сравнение может быть верным.