Иногда, Мария, выслушанная история заставляет человека делать то, чего бы он делать не стал, не выслушай он эту историю.
Истории, рассказанные в книгах, принадлежат не рассказчику, а тем, кто его слушал.
Иногда, Мария, выслушанная история заставляет человека делать то, чего бы он делать не стал, не выслушай он эту историю.
Я знал, что мы снова увидимся. Теперь ты не будешь скучать, когда мы будем вместе – даю слово, не будешь! Бояться будешь, но не скучать.
Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах.
Человечество можно грубо разделить на три типа – тех, кто находят утешение в литературе, тех, кто находят утешение в украшении самих себя, и тех, кто находят утешение в еде.
Истории в книгах не сравнятся с газетными историями. Истории из газет — как только что пойманная рыба, достойная внимания лишь до тех пор, пока она остается свежей, то есть совсем недолго.
Обидно, если ее история канет бесследно. А книга – это как бы скрижали на камне, как заповеди, данные Моисею.
Выложить все сразу — значит безнадежно испортить рассказ. Его прелесть слагается из недосказанного, когда слушатель должен восполнять пробелы, исходя из собственного опыта.
— Не могу поверить, что ты отдал им свою священную книгу. Я думала, она важна для тебя.
— Все эти годы я ее нес и читал каждый день. Я так привык беречь ее, что забывал жить так, как там написано.
— Да? И как?
— Просто. Делать для других больше, чем для себя. Вот, что я понял из нее.
Он рассказывал им об историях и книгах, объяснял, что истории хотят быть рассказанными, а книги — прочитанными, что в книгах содержатся все необходимые сведения о жизни, о стране, про которую он написал, обо всех землях и государствах, которые они могут себе вообразить.
Одни дети понимали это, другие — нет.