Василий Васильевич Розанов. Семейный вопрос в России

В психологию внутреннюю таких семей никто не вглядывался, по крайней мере деловым образом. Напрасно высшие живописцы, как Тургенев в «Дворянском гнезде» и Толстой в «Анне Карениной», показывали, что не всё здесь мертво, что собственно «потонувшая» пара состоит из мертвеца и из живого, которого мертвец зажал в объятьях. Да, это поразительно, что два величайшие произведения благородной литературы русской, «Евгений Онегин» и «Анна Каренина», посвящены апофеозу бесплодной семьи и — муке, страдальчеству в семье.

0.00

Другие цитаты по теме

Счастлива та семья, которая по свойствам мужа и жены, по удаче — ибо непогрешительное предвидение тут невозможно — их взаимного сложения, вышла счастлива. Она нежится в парах собственного благоухания. Я повторяю — «собственного»: это необходимо. Но горе, если её постигла судьба Улисса после Трои, — бури, лукавство, случайности, препятствия, — живые обстоятельства всего живого. Тогда унылый голос из-за спины выдвигается во весь рост. Он звучит «отходную»: люди погибли, и навсегда, люди, иногда в обеих сторонах здоровые и нравственные.

Мне кажется, дать земле непорочную семью — это значит сделать её раем; внесите «меч и разделение» только в одну семью, и вы превратите всю землю в хаос, зальёте кровью, грязью.

Где «долг», там могут быть и непременно есть все степени начинающейся измены ему, тогда как где «любовь» — там уже не может быть измены любимому (ведь изменяют без любви, в безлюбовной семье). И вообще женщину, способную изменить, я нахожу в европейской семье, построенной по «долгу», а не на «любви».

После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России. Да, если вы станете, захлёбываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине, — да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут «идеалистом-писателем», который пишет «кровью сердца и соком нервов»... Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки — смотреть и ждать.

Самоощущение каждого человека показывает, что «он» не был мессией. Какой человек без печали?

Что же вы говорите, что «ляжет овца возле тигра», когда всё «христианское человечество», — и только одно «христианское», калечит друг друга, полное безумий и неслыханных яростей?

Порох. Пушки. Мелинит. Слишком явны признаки Антихриста. А знаков Христа — ни одного. Ни одного. Уныние. Страх. Страх всего доброго, кроткого. Лукавство и «мерзость запустения на месте святом». Какое святое место не оскорблено? Где святыни? Где святые? Где праведники? Они «умерли»... Ах, всё «святое умерло», и Вселенная обратилась в живодерню.

«Без грешного человек не проживёт, а без святого — слишком проживёт». Это-то и составляет самую, самую главную часть акосмичности христианства. Не только: «читаю ли я Евангелие с начала к концу, или от конца к началу», я совершенно ничего не понимаю: как мир устроен? и — почему? Так что Иисус Христос уж никак не научил нас мирозданию; но и сверх этого и главным образом: — «дела плоти» он объявил грешными, а «дела духа» праведными. Я же думаю, что «дела плоти» суть главное, а «дела духа» — так, одни разговоры. «Дела плоти» и суть космогония, а «дела духа» приблизительно выдумка. И Христос, занявшись «делами духа», — занялся чем-то в мире побочным, второстепенным, дробным, частным. Он взял себе «обстоятельства образа действия», а не самый «образ действия», — то есть взял он не сказуемое того предложения, которое составляет всемирную историю и человеческую жизнь, а — только одни обстоятельственные, теневые, штриховые слова. «Сказуемое» — это еда, питье, совокупление. О всем этом Иисус сказал, что «грешно», и — что «дела плоти соблазняют вас». Но если бы «не соблазняли» — человек и человечество умерли бы. А как «слава Богу — соблазняют», то — тоже «слава Богу» — человечество продолжает жить.

В собственной душе я хожу, как в Саду Божием. И рассматриваю что в ней растёт — с какой-то отчуждённостью. Самой душе своей я — чужой. Кто же «я»? Мне только ясно, что много «я» в «я» и опять в «я». И самое внутреннее смотрит на остальных, с задумчивостью, но без участия.

«Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?»

— Слова, слова, слова...

Лет восемь назад я прочел, как в Царском Селе умирала от чахотки молодая девушка. Умирала и умерла. Мать, не в силах вынести горя, поднялась на колокольню ближней церкви, сбросилась с неё и разбилась до смерти. Вот она знала, где «жало смерти».

И сказавший так Апостол, значит, не видал людей или, как бы и видя, — не видел. Зрение открывается только любви. И сказавший слова эти Апостол — не любил людей.

Сто топоров за поясом. Лес рубим, щепки летят. Пни выкорчевали. Поле чисто. Надо засевать. А за поясом только сто топоров.

(наша история)

Кабак — отвратителен. Если часто — невозможно жить. Но нельзя отвергнуть, что изредка он необходим. Это надо помнить и религиозным людям, — и религиозно, бытийственно допустить минутку кабака в жизнь, нравы и психологию. А потом — опять за работу.