И если я в тюрьме был раньше
И там терзался без конца,
Так потому лишь, что, безвестный,
Не знал я, кто я; а теперь
Я знаю, кто я, знаю, знаю:
Я человек и полузверь.
И если я в тюрьме был раньше
И там терзался без конца,
Так потому лишь, что, безвестный,
Не знал я, кто я; а теперь
Я знаю, кто я, знаю, знаю:
Я человек и полузверь.
Когда я вижу в зеркале собственное лицо, я пугаюсь; когда же я вижу, как выглядят окружающие, я успокаиваюсь.
Страх может убить преступление, но он также убивает добродетель. Кто не смеет думать, смеет лишь пресмыкаться.
Прекрасным был бы астрологом,
Кто постоянно возвещал бы
Одни несчастья; нет сомненья,
Они сбывались бы всегда.
И смерть я взглядами впиваю,
И пью, без страха умереть,
И, видя, что, смотря, я гибну,
Я умираю, чтоб смотреть.
Но пусть умру, тебя увидев,
И если я теперь сражен,
И если видеть — умиранье,
Тебя не видеть — смертный сон,
Не смертный сон, а смертный ужас,
Терзанье, бешенство, боязнь,
Ужасней: жизнь, — а ужас жизни,
Когда живешь несчастным, — казнь.
Человек прежде всего должен познать самого себя. И ужаснуться. А потом простить себя — чтобы жить дальше; только тогда он сможет стать хорошим руководителем.
Раз уверены вы, что правы,
Идите служить королю,
Верный, разумный, надежный,
Но никому не внушайте,
Что хорошо, что плохо,
У каждого честь своя.
Несчастливые школьные годы пробудили у Филипа страсть к самоанализу; этот порок, въедливый, как наркомания, завладел им, и он стал беспощаден в оценке собственных чувств.
Как редко судьба обманет,
Предсказывая печали!
В беде она столь постоянна,
Сколь изменчива в счастье.
Каким астрологом верным
Была б она, предвещая
Только несчастье, — всегда бы
Сбывались её предсказанья!