Константин Калбазов. Рубикон

Другие цитаты по теме

Ведьмы потому и называются ведьмами, что устраивают неподходящие разговоры в неподходящее время. Впрочем, не ведьмы тоже.

— Чем ты занимался после развода?

— Отрабатывал долги и пытался не обвинять всех женщин на планете за измены своей бывшей.

— Получилось?

— Не особенно.

Понять как и чем думает женщина казалось мне мудреней, чем разобраться в мыслях дождевых червей; впрочем, само это занятие отнюдь не из самых приятных.

Мы выходим на поляну, где собрались женщины всех сословий – и у каждой из них над сердцем приколот красный цветок. Они не грызутся, не смотрят друг на друга волком – все они пришли сюда с миром. И в полном согласии. Мы – это сестры, дочери, матери, бабушки, сплотившиеся ради того, что нужно нам всем, ради того, что важнее нас самих.

Княжна, кажется, из тех женщин, которые хотят, чтоб их забавляли; если две минуты сряду ей будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда не удовлетворять его вполне; ты должен ее тревожить ежеминутно; она десять раз публично для тебя пренебрежет мнением и назовет это жертвой и, чтоб вознаградить себя за это, станет тебя мучить — а потом просто скажет, что она тебя терпеть не может. Если ты над нею не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй не даст тебе права на второй; она с тобою накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное…

Мужчина не знает, как нужно расстаться; женщина – когда нужно расстаться.

Женщина никогда не просит, она, знаешь, только ждет, всю жизнь ждет...

дьявол женщину всякому учит

и она на пружинке тугой

справа крепит янтарное солнце

слева – клипсу с жемчужной луной

Думаю, женщине приятно, когда я в течение часа думаю о ней, а не о Франции.

В глазах твоих — насмешливость,

и в них приказ — не смешивать

тебя с той самой бывшею,

любимой и любившею.

Но — это дело зряшное.

Ты для меня — вчерашняя...

И как себя поставишь ты,

и как считать заставишь ты,

что там другая женщина

со мной лежала шепчуще

и спрашивала шепотом:

«А что потом? А что потом?»