Гидо, ты такой чувствительный, удручённый смертью жены. Ты сожалеешь о бомбах, которые бросал и о людях, которые гибли под ними. Что ещё нужно, чтобы стать человеком? Ты ничего не почувствуешь, всё это всего лишь слова. Ты можешь взорвать всю планету, а потом будешь горевать о её судьбе.
Лимоном плавая в стакане,
Я захлебнусь от сожаления,
Идя по очень тонкой грани
От чувства мести до терпенья.
Дарите жизнь кому не жалко,
Дарите смерть кому не лень;
В моём аду не очень жарко,
В моём раю цветёт сирень.
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твоё существование, не стало
моё существованье для тебя.
Его метания по свету, поиски счастья, ужасная рана на виске Загрея, эта мешанина из мозгов и костей, тихие благодатные часы в «Доме перед лицом Мира», его жена, его надежды и боги — все это предстало перед ним подобием неизвестно почему полюбившейся истории, чужой и вместе с тем близкой, показалось чем-то вроде книги, затронувшей самые сокровенные струны его сердца, но написанной кем-то другим. Впервые в жизни он чувствовал себя причастным к одной-единственной реальности: то была тяга к риску, жажда силы, инстинктивное осознание своего родства с миром. Поборов в себе гнев и ненависть, он больше не знал и сожаления…
— ... Я даже школу не закончила.
— Это хорошая новость!
— Вы не любите умных женщин?
— Нет, просто они всегда хотят знать, о чём ты думаешь.
— Я бы хотел знать: на кого можно рассчитывать?
— Сама не знаю. Возможно, важно лишь наше будущее. Что-то в нём должно произойти.
— К нам приезжают женщины из разных крупных городов и находят себе ковбоев. Ковбоя, то есть идиота. Они говорят то, что хотят и делают то, что им вздумается — всё, что им запрещено дома. Это жалкое зрелище.
— Почему?
— Ковбои насмехаются над ними, а они ничего не подозревают, так что приятно видеть женщину, уважающую права мужчины.
Мы все умрём, верно? Все мужья и все жёны. В любой момент, так и не научив другого тому, что знаешь.
Cлайд с цитатой