Гидо, ты такой чувствительный, удручённый смертью жены. Ты сожалеешь о бомбах, которые бросал и о людях, которые гибли под ними. Что ещё нужно, чтобы стать человеком? Ты ничего не почувствуешь, всё это всего лишь слова. Ты можешь взорвать всю планету, а потом будешь горевать о её судьбе.
Лимоном плавая в стакане,
Я захлебнусь от сожаления,
Идя по очень тонкой грани
От чувства мести до терпенья.
Дарите жизнь кому не жалко,
Дарите смерть кому не лень;
В моём аду не очень жарко,
В моём раю цветёт сирень.
Его метания по свету, поиски счастья, ужасная рана на виске Загрея, эта мешанина из мозгов и костей, тихие благодатные часы в «Доме перед лицом Мира», его жена, его надежды и боги — все это предстало перед ним подобием неизвестно почему полюбившейся истории, чужой и вместе с тем близкой, показалось чем-то вроде книги, затронувшей самые сокровенные струны его сердца, но написанной кем-то другим. Впервые в жизни он чувствовал себя причастным к одной-единственной реальности: то была тяга к риску, жажда силы, инстинктивное осознание своего родства с миром. Поборов в себе гнев и ненависть, он больше не знал и сожаления…
— ... Я даже школу не закончила.
— Это хорошая новость!
— Вы не любите умных женщин?
— Нет, просто они всегда хотят знать, о чём ты думаешь.
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твоё существование, не стало
моё существованье для тебя.
— Я бы хотел знать: на кого можно рассчитывать?
— Сама не знаю. Возможно, важно лишь наше будущее. Что-то в нём должно произойти.
— К нам приезжают женщины из разных крупных городов и находят себе ковбоев. Ковбоя, то есть идиота. Они говорят то, что хотят и делают то, что им вздумается — всё, что им запрещено дома. Это жалкое зрелище.
— Почему?
— Ковбои насмехаются над ними, а они ничего не подозревают, так что приятно видеть женщину, уважающую права мужчины.
Мы все умрём, верно? Все мужья и все жёны. В любой момент, так и не научив другого тому, что знаешь.
Cлайд с цитатой