Сажала тыквы с раннего утра,
Их поливать ходила за водой.
Разжечь очаг уже давно пора.
Я ж, как назло, замешкалась с едой!
Не счесть забот у трудового дня.
И ломит поясницу у меня.
Сажала тыквы с раннего утра,
Их поливать ходила за водой.
Разжечь очаг уже давно пора.
Я ж, как назло, замешкалась с едой!
Не счесть забот у трудового дня.
И ломит поясницу у меня.
— Будьте добры, ох, сядем на минутку, а?
— На минутку? Прежде эту минутку надо поймать, а мне не под силу, за ней не угонишься.
Что приходит на ум, когда человек преодолевает середину болезненного испытания? Отчаяние, что впереди ещё столько же, или радость, что половина уже пройдена? Как правило, человек чувствует или одно, или другое. Оба варианта подрывают дух. И из-за этого человек осознаёт свою усталость.
От вечной гонки я иногда устаю. Не то чтобы я была медлительной. Но в этой гонке песни, молитвы и проповеди идут уже не вполне от сердца, а становятся частью работы, которую я выполняю по должности. Богослужению требуется что-то большего...
Он очень устал, причем больше всего от того, что приходилось все время скрывать усталость.
Все хотят скорых результатов. Мы устаем от страхов, мы устаем от депрессии, мы устаем от избытка чувств, мы устаем от усталости. Мы хотим вернуться в прошлое, которого уже не помним, и, парадокс, отчаянно подгоняем будущее.
Всякий имеет свое беспокойство, князь, и… особенно в наш странный и беспокойный век-с...