Единственное спасение в душевном горе — это работа.
Чуть откроешь глаза -
пора впопыхах собираться,
на работу идти.
Ведь и впрямь сожаленья достойны
беспокойные наши души...
Единственное спасение в душевном горе — это работа.
Чуть откроешь глаза -
пора впопыхах собираться,
на работу идти.
Ведь и впрямь сожаленья достойны
беспокойные наши души...
Один этот взгляд чего стоил – тверже гранита. Такой бывает лишь у тех, кому выпало пережить невыносимое горе.
Он ударил кресалом, протянул Гили дымящийся трут. Лицо оставалось спокойным. Он что, совсем без сердца?
Гили поджег костерок и раздул пламя. В свете дня оно было почти невидимым — только веточки и кусочки коры корчились и чернели. Гили и Эминдил бросили в огонь по веточке полыни и можжевельника. Дым побелел, закурился вихрями. Они молча сидели, пока костерок не прогорел.
Он не бессердечный, понял Гили. Просто на его памяти это уже не первая деревня-могила и не вторая.
Сильные люди обычно ломаются молча.
Не ноют, энергия бьёт ключом, на губах — улыбка,
По жизни идут уверенно, мыслят точно,
Живут светло и даже учатся на ошибках.
На помощь придут, как только нужны кому-то,
Плечо подставят всегда, помогут подняться.
Но вдруг в какое-то самое обыкновенное утро
Их жизни окажется суждено оборваться.
Мама довольна, всё как бы нормально —
Дом и семья, по субботам друзья.
И ты бы рад ещё день потусить,
Но в понедельник опоздать на работу нельзя.
А потёртые плакаты Тупака
И Элвиса одиноко висят на стене,
Как незыблемое напоминание
О том, кем ты, сука, стать не сумел!