Дети хотят невозможного: чтобы ничто никогда не менялось.
Они [дети]обвиняют родителей в эгоизме, хотя на самом деле эгоисты — это они сами, потому что постоянно требуют от родителей самопожертвования.
Дети хотят невозможного: чтобы ничто никогда не менялось.
Они [дети]обвиняют родителей в эгоизме, хотя на самом деле эгоисты — это они сами, потому что постоянно требуют от родителей самопожертвования.
... Она [дочь] заливисто хохочет и этот смех — моё лучшее лекарство; я подумываю над тем, чтобы записать его на магнитофон, закольцевать плёнку и слушать по вечерам, когда делается особенно тошно. Если бы меня попросили дать определение счастья, я вспомнил бы про этот хохот; он — апофеоз, моя благословенная награда, дарованный небесами бальзам.
У французской правовой системы и католической религией есть общая черта — и то и другое взывает к чувству вины.
Ты — королева этого дерьмового царства, цветок розы в кусте шипов... Готова перевернуть страницу? Совершить ради своих родителей невозможное? Стать счастливой.
Моя жизнь — запутанный детектив, а все вещественные доказательства подпорчены памятью, пропитавшей их красками и ароматами.
У нас с ней не все ладно: она хочет, чтобы я женился на ней, чтобы у нас был ребенок и чтобы мы жили вместе, а я бы не хотел повторять именно эти три свои ошибки.
Камера предварительного заключения — это такое место во Франции, где на минимум квадратных метров приходится максимум боли.