Быть легковерным — глупо и опасно,
И легковерье — это путь страданий!
Но видеть без разумных оснований
Кругом обман — не менее ужасно.
Быть легковерным — глупо и опасно,
И легковерье — это путь страданий!
Но видеть без разумных оснований
Кругом обман — не менее ужасно.
Итак, осиротели, значит,
Покрылись тьмой мои глаза!
И все же просится слеза:
Кто мало видел, много плачет.
Глаза, вот это вам расплата
За то, что изливали свет
На недостойный вас предмет.
Уж лгать, так лгать. Ведь для лгуна
И дерзость жулика нужна
И вдохновенье романтиста.
Наверное, я плохой психолог, потому что долгое время людям верил. Я верил, что если они так говорят, они это и чувствуют.
Я доверчив. А потом тебя в очередной раз мордой об стену. Анализируешь, переживаешь — и всё равно бежишь защищать Белый дом. Опять думаешь: и как это нас так вспять развернуло, и политическую систему, и экономическую? Но всегда хочется верить, что грядёт что-то новое и неплохое.
Не кажется ли вам, что самые неожиданные беды подстерегают человека, если он доверчив?
Ах если б можно, если б можно было,
Чтоб сердце самовольно разлюбило.
Увы, оно лишилось власти,
Подчинено любовной страсти.
Брось! Курочка не так глупа,
Да для него и жестковата.
Клянусь создателем, что мне
Куда милей, моя Паскуала,
Проснувшись рано, ломтик сала
Себе поджарить на огне,
Чтобы вкусней был кренделек,
Который я из печки выну,
И отхлебнуть, в ущерб кувшину,
Тайком от матери глоток;
Куда милей в полдневный час
Смотреть, как мясо и капуста,
С приятным звуком пенясь густо,
Заводят свой веселый пляс;
Иль, если голод слишком рьян
И от работы ломит спину,
Сосватать жирную свинину
И полновесный баклажан;
А вечером, когда прохлада,
Готовя к ужину еду,
Гроздь пощипать в моем саду, —
Господь храни его от града!
Куда милее на ночь съесть
Салат на постном масле с перцем
И лечь в постель с покойным сердцем,
Молитву господу прочесть,
Чтоб он не ввел во искушенье,
Чем слушать этих подлецов
И трескотню фальшивых слов
Про их любовь и их томленье.
— Извини.
— За что?
— За то, что вышвырнул тебя из бункера. За это, эм... и за то, что не сказал про Сэма.
— Ты думал, что его жизнь поставлена на кон.
— Да, меня одурачили.
— Я думал, что спасаю Рай. Меня тоже одурачили.
— Так, говоришь, мы с тобой — пара тормознутых недоумков?
— Я предпочитаю слово «доверчивые».
Теперь он смотрел в небо, на которое то и дело наползали черные тучи, расплывались и появлялись снова. Складки на брюках разгладились, а вместе с ними исчезли та теплота и доверчивость, которые каждый нормальный человек испытывает к сотворенному ради него миру.