Порой обман столь дерзок, что ты не видишь его, даже если все совершенно очевидно.
Вот что нужно, когда скармливаешь большую ложь — сдобрить ее правдой, чтобы было более съедобно.
Порой обман столь дерзок, что ты не видишь его, даже если все совершенно очевидно.
Вот что нужно, когда скармливаешь большую ложь — сдобрить ее правдой, чтобы было более съедобно.
— Где Джон?
— Он давно ушёл. Уже пару часов.
— Я с ним только что говорил.
— Да-да, я слышала.
— С места не сдвинусь, не узнав, в каком ты состоянии.
— О! Ты же врач, обследуй меня!
— Мне нужно ещё чьё то мнение.
— Ох... Джон, перестань. Зачем тебе два мнения? Ты только запутаешься.
— Мнение человека, который, в отличие от меня, давно раскусил твою лживую натуру.
— И кто же это интересно? Я бы заметил.
— Ты бы о нем и не вспомнил! Я говорю о Молли Хупер. Слышишь? Звони Молли.
— Тебя это точно разозлит.
— Ты о чем?
[звонок в дверь]
— А вдруг я тебя пристрелю, прямо сейчас?
— То сможешь упиться выражением удивления на моём лице.
— Когда мы договаривались?
— Вчера.
— Вчера меня не было дома, я был в Дублине!
— Не моя вина, что ты не слушал.
Сегодня ты сидишь между женщиной, которую ты сделал своей женой, и мужчиной, которого ты спас. Проще говоря, двумя людьми, которые любят тебя больше всего на свете.
— Я же говорил, рана психосоматическая!
— Я это и так знал.
— Но тебя все же подстрелили?
— О, да. В плечо.
— Как ты узнал о курении?
— Как всегда, улика была у тебя под носом, Джон. Ты видишь, но не замечаешь.
— О чем ты?
— О пепельнице.