Знаешь, у тех, кто пишет, или в страстях томится,
Температура выше средней по всей больнице.
Крайне легко, наполняясь сладостью модуляций,
приобрести способность самовоспламеняться.
Знаешь, у тех, кто пишет, или в страстях томится,
Температура выше средней по всей больнице.
Крайне легко, наполняясь сладостью модуляций,
приобрести способность самовоспламеняться.
Ты помнишь, как мы читали друг другу свои стихи?
А помнишь, как мы гуляли по всем разводным мостам?
А помнишь — в концертном зале читали ноктюрн с листа,
и если мы брали паузу, что в нотах предрешена -
вокруг наступала сразу кромешная тишина.
Если муза улетает — к чему держать?
Её сердце не стерпит насилие, гнев и гнёт.
У неё лишь от вида заточенного ножа
осыпаются крылья. Без крыльев она умрёт.
К чему же лишать пищи свой ум? Это узкий аскетизм... мне грустно видеть, что вы в нем упорствуете, Мэгги. Поэзия, искусство и знание чисты и святы.
... Не пишется проза, не пишется,
И, словно забытые сны,
Все рифмы какие-то слышатся,
Оттуда, из нашей войны.
Прожектор, по памяти шарящий,
Как будто мне хочет помочь -
Рифмует «товарищ» с «пожарищем»
Всю эту бессонную ночь.
Я воду пил, как жизнь, лет до шести
И жил судьбой крестьянского ребенка.
Отсюда мне и видится простор
Особой поэтичности, что ныне
Сумел воспеть с тех незабвенных пор,
Как самые заветные святыни.
Здесь каждый миг уже раздет до зоркости,
Здесь разжигают тысячи костров.
Здесь даже кровь на пальцах — бутафорская.
Но это наша, слышишь, наша кровь!
Две школы — женская, мужская.
Две школы — проза и стихи.
Зачем их разлучать? Не знаю.
Я пел хоралы и хиты.
Классификатор скрупулезный,
поди попробуй разними -
стихами были или прозой
поэтом прожитые дни.
Если читатель ищет в подлинной поэзии «морали», если он ждет от нее пользы или какой-либо функциональности, то напрасно.