— Меня всегда интересовал вопрос — для чего ест человек?
— Чтобы жить.
— А вот червяк для чего ест? Тоже ест чтобы жить.
— Получается, человек — все равно что червяк?
— Меня всегда интересовал вопрос — для чего ест человек?
— Чтобы жить.
— А вот червяк для чего ест? Тоже ест чтобы жить.
— Получается, человек — все равно что червяк?
— Хэмингуэй лучше Ремарка.
— А Ремарк?
— А Ремарк лучше всех. О, Эрих Мария!
— О, Кафка!
— О, Камю!
— О, Сэлинджер!
— О, Достоевский!
— О, подписка на Дюма!
Его рост доходил до ста восьмидесяти пяти сантиметров, и с такой высоты ему легко и удобно было относиться к теще с некоторым пренебрежением.
— Это Бенедикт взял вас в «Хоббит», или это вы взяли его в «Хоббит», или это вы оба просто там оказались?
— Мысль о том, что он взял меня в «Хоббите», заставляет меня желать смерти каждого в этой комнате.
— Господа коммерсанты, музыканты, балетоманты!
— Не балетоманты, а балотоманы.
— Балетоманы, музыканы...
Другая книга рассказывала о морских сражениях последней большой войны с викингами. Я часами рассматривала рисунки кораблей, разбиралась, как называется какой парус или веревка, пыталась понять, как стреляет оружие — что-то внутри отзывалось, когда я читала про кровавые битвы, летящие по небу облака стрел и горящие на воде обломки кораблей. Тин мне не мешала до тех пор, пока однажды я не сообщила, что к нашему забору пришвартована чья-то чужая коза.
Давным-давно я вёл одну программу, приходит такой известный российский актер и я его спрашиваю: «Кого вы считаете выдающимися актерами двадцатого века?»
Он так сел и сказал: «Нас немного...»
— Папа, почему мужчины лысые?
— Когда мужчины лысые, у них голова сияет и остается больше места для лица.
— Кажется, вместо того, чтобы отпускать людям грехи, мы только что... прибавили к ним новый...
— Грех на грех даёт прощение.