Одновременно она плачет, но это не слезы горя или скорби, те слёзы давно выплаканы.
Что такое шутка? — возражаю я. — Минуту-другую смешно, и всё. Потом остаешься ни с чем.
Одновременно она плачет, но это не слезы горя или скорби, те слёзы давно выплаканы.
Что такое шутка? — возражаю я. — Минуту-другую смешно, и всё. Потом остаешься ни с чем.
Если о человеке можно сказать, что сын любил его, тогда думаю, такой человек достоин считаться великим.
С женщинами всё иначе, они созданы, чтобы растить детей, на то им даны заботливость и внимательность.
Если увидит, что он вот-вот умрет, она позовет меня. Так мы разговариваем. В стране смерти говорят намеками, там понимают, что человек имеет в виду.
Эдвард Блум не был драчуном. Он слишком ценил радости нормальной человеческой беседы, чтобы прибегать к такому примитивному, а частенько и болезненному способу улаживания споров.
Просто оставаясь таким, каким он был, – не больше, но и не меньше, – он завоевал сердце моей матери.
Так существо мужчин было расколото; им приходилось раздваиваться: одна их половина была дома, другая на работе, тогда как назначение матери – быть всегда цельной.