Может быть, это просто минута слабости. Я уверена: о чем бы мы ни мечтали, в итоге нам всем придется завести кошек, чтобы не чувствовать себя одинокими.
А я терпеть не могу кошек.
Может быть, это просто минута слабости. Я уверена: о чем бы мы ни мечтали, в итоге нам всем придется завести кошек, чтобы не чувствовать себя одинокими.
А я терпеть не могу кошек.
Когда я стану взрослой, достаточно взрослой, чтобы уехать куда-то одной, я отправлюсь далеко-далеко... на далёкий остров, на остров, где нет ни одного человека. На остров, где нет ни боли, ни печали... Там я смогу когда угодно забраться на любое дерево, когда угодно плавать в море и когда угодно ложиться спать. На душе становится легко, когда я думаю о городе, в котором нет меня...
Одиночество стало какой-то стыдной болезнью. Почему все так его чураются? Да потому, что оно заставляет думать. В наши дни Декарт не написал бы: «Я мыслю – значит, я существую». Он бы сказал: «Я один – значит, я мыслю». Никто не хочет оставаться в одиночестве: оно высвобождает слишком много времени для размышлений. А чем больше думаешь, тем становишься умнее – а значит и грустнее.
— Скажем так, ты с детства мечтаешь о том, чтобы однажды у тебя появился лев. Ты ждёшь, и ждёшь, и ждёшь, но лев всё не приходит. А потом приходит жираф. И ты можешь остаться один или остаться с жирафом.
— Ну я бы дождался льва.
— Это меня в тебе и беспокоит.
Нашу музыку надо слушать тогда, когда вам хреново, и тогда мы скажем вам, что вы не одиноки.
When you're sad, and no-one knows it
I'll send you black roses
When your heart's dark and frozen
I'll send you black Roses
Подросток по имени Филя
мечтал о ручном крокодиле;
а сам крокодил
по Филе грустил,
приятно упитанном Филе.
Я уже многих не помню
С кем я когда-либо был,
С кем я напился бессонниц
На перекрёстках судьбы.
Мне уже с многими скучно,
Успел от многих устать,
Мне в одиночестве лучше,
Легче и проще мечтать.
Эта непреодолимая грусть и неизбежное одиночество, всегда составлявшие основу её жизни...