А знаешь ль ты, народ любезный,
Что Пушкин боксом занимался?
С врагами смело он сражался,
Потом писал стихи и пьесы.
А знаешь ль ты, народ любезный,
Что Пушкин боксом занимался?
С врагами смело он сражался,
Потом писал стихи и пьесы.
Я в стихах, конечно, первоклассница,
Трудно мне писать самостоятельно:
Вдохновенье вспыхнет – и угаснет,
Прошипев на сырость прилагательных,
Не идут глаголы тонконогие,
В неопределенности наречия,
И боюсь, споткнусь на первом слоге я
По дороге в души человечьи.
... В небе звёзд – до головокружения!
Тут тебе и боги, и медведицы...
Смущено мое воображение:
Почему не греют, если светятся?
Хорошо мерцать, но греть – прекрасней!
Мне не надо высоты спасающей,
Звёздочка – красиво... но куда с ней?
Стать бы солнцем – греющим, сверкающим!
По венам поэта текут слова.
Без чувств и творений поэт не жив.
Стихи сочиняет не голова,
А жизнь.
Реальность заходит за горизонт,
И красками мыслей поёт строка.
Поэт не умрёт без своих стихов,
Но жизнь уже будет совсем не та.
Наружу словами сочится смысл,
И правда сплетается между строф.
Проверь, если кто-то сумел спастись,
То это, пожалуй, важней всего.
Я видел совесть в темноте ночной,
В Санкт-Петербурге она обитала.
Оставила в моей душе земной
След, о котором буду вспоминать я.
Я так хочу узреть тебя,
Моя прекрасная страна!
Узреть долину Арарат,
Я буду этому так рад!
Я был там двадцать лет назад,
Совсем не помню ничего.
Прости меня, царь Трдат,
Надеюсь я возьму своё.
Как бы я тогда сказал ей,
В золотистом том окрасе
Умирающего солнца,
Тяжелеющего солнца,
Да беременного солнца
Красотой.
Как бы я тогда сказал ей
Что, пожалуй,
Дальше жить уже не стоит,
Оттого что мне священна
Эта родинка на веке,
И я верю, что не будет
Совершенней
больше
Тел.
Меня цепляют твои очи,
Ослепляя красотой.
Словно солнце в летнем Сочи,
Обжигает мой покой.
Ты стань моею пристанью, девица,
Чтоб мог с тобой соединиться.
Не телом грешным, а душою,
И станешь ты моей женою.