Джон Стейнбек. К востоку от Эдема

Другие цитаты по теме

— Наверно, разные бывают степени величия,  — проговорил Адам.

— Не думаю. Маленького величия не бывает. Нет уж. По-моему, перед лицом жизненной ответственности ты один наедине с этой громадой и выбор у тебя таков: либо тепло и дружество и ласковое пониманье, либо же холод и одинокость величия. Вот и выбираешь. Я рад, что выбрал заурядность, но откуда мне знать, какую награду принесло бы величие?

— Кэти, ты с ума сошла! — в ужасе закричал он. — Оставить меня?! Уйти от меня?! Нет, ты так не можешь.

— С тобой я могу сделать всё, что захочу. Как, впрочем, и любая другая женщина. Потому что ты дурак.

— Писать-то хоть нам будешь?

— Пока не знаю. Нужно подумать. Говорят, чистая рана быстрее заживает. Для меня самое печальное — общаться по почте. Когда близость держится одним клеем на марке. Если не видишь человека, не можешь его услышать или потрогать — его всё равно что и нет.

Я был бы разочарован, если б ты не сделался атеистом, и рад видеть, что, вступивши в возраст и умудрившись, ты вкусил агностицизм, как вкушают сладкий пряник после сытного обеда. Но, понимая всё это, сердечно прошу тебя — не пробуй обращать маму в своё безверие. Её вера величиной с гору, а у тебя, сынок, в руках ещё и лопатки нет.

Внезапно он понял, что радость и грусть — части единого целого. Храбрость и страх — тоже неразрывны.

Люди любят размещать всех по полочкам, особенно класть на свою.

Не стоит думать, будто люди понимают все, что они делают. Очень многое они совершают инстинктивно, точно так же, как пчела откладывает на зиму мёд, а лиса мочит лапы в ручье, чтобы сбить собак со следа. Разве лиса может объяснить, почему она так делает, и где ты найдёшь пчелу, которая помнила бы о прошлой зиме или ждала, что зима придет снова?

— Наверно, разные бывают степени величия,  — проговорил Адам.

— Не думаю. Маленького величия не бывает. Нет уж. По-моему, перед лицом жизненной ответственности ты один наедине с этой громадой и выбор у тебя таков: либо тепло и дружество и ласковое пониманье, либо же холод и одинокость величия. Вот и выбираешь. Я рад, что выбрал заурядность, но откуда мне знать, какую награду принесло бы величие?

— Ты её ненавидишь?

— Нет. Только мутная тоска на сердце. Может, потом она определится в ненависть. Понимаешь, прелесть так сразу обернулась в ней мерзким и жутким. Всё у меня смешалось, спуталось.

— Когда-нибудь мы сядем и разложим это на столе чётким пасьянсом,  — сказал Самюэл.  — Но теперь — теперь у тебя же нет всех карт.

Страх постепенно проходил, уступая место обиде — так, наверное, досадует лисица на свою попавшую в капкан лапу. И вдруг Кейл вскочил на ноги. Еще секунду назад он и шевельнуться не смел, и вот вскочил и закричал, тоже совершенно неожиданно для себя.

— Ну, давай, бей, бей! Я не боюсь!

Его крик тоже растворился в тишине. Адам медленно поднял голову. Не поверите, до чего же много на свете таких, кто ни разу как следует не заглянул в глаза своему отцу, и Кейл был один из них. Радужка у Адама была светло-голубая с темными лучиками, уходящими в пучину зрачка. И где-то там, глубоко-глубоко в отцовских зрачках Кейл вдруг увидел свое отражение, словно оттуда глядели на него два Кейла.

— Значит, я сам виноват... — медленно произнес Адам.