— Ты звонишь ему?
— Да, хочу спросить, не поранился ли он во время убийства.
— Ты звонишь ему?
— Да, хочу спросить, не поранился ли он во время убийства.
Главное — здоровье. Я активно занялся своим здоровьем, недавно был в одной больнице, там делал операцию по исправлению носовой перегородки и всё прошло отлично! Потому что сейчас, благодаря современным технологиям, ты во время операции не чувствуешь операции. Я помню, когда в 1993 году мне в возрасте семи лет удаляли аденоиды. Клянусь, у меня создалось полное ощущение, что я до этого зашёл в операционную и всем сказал, что их матери грязные шлюхи, добавив «И чего вы мне сделаете?»
Я помню, меня посадили на железное холодное кресло в семь утра, привязали руки, ноги, живот, голову... В девяностых это был общий наркоз. Местный — это когда тебя по голове ещё матушка гладит. И было реально страшно! Сейчас, чтобы ты не боялся, тебе перед операцией дают «Феназепам», после которого ты говоришь: «Давайте все потом сфотографируемся!» А тогда вместо успокоительного тебе просто старшая медсестра говорила: «Громко не кричи! Пупочная грыжа будет».
— Теперь ты, кажется, недоволен, что твоя невеста не была больна?
— Нет-нет, ты меня не понимаешь. Но ведь лёгкое нездоровье вещь вполне естественная, когда мы в разлуке с тем, кого любим. Согласись сам, есть что-то чёрствое в несокрушимом, крепком, бесчувственном здоровье.
— О, конечно, можно ли быть такой чёрствой — во время твоего отсутствия оставаться здоровой!
— Почему каждый раз, когда тебе приносят новую картину, у тебя подгибаются колени?
— Нет, не каждый раз. Понимаешь, я смотрю на эту картину и вижу, что это влюбленные, что они любили друг друга до самой смерти.
— Аманда, это же картина! В жизни не прошло бы и двух лет, как она бы забеременела, а он загулял с официанткой из бара.
— Может быть, поэтому я и люблю искусство больше, чем жизнь.
Пусть обследуют, а то наша медицина простая — тело вроде тары: раз держит — ну и порядок...
— Аманда, знаешь, в чём твоя беда? Ты всех идеализируешь и влюбляешься без оглядки.
— В Нью-Йорке четыре миллиона мужчин. Почему я не могу найти себе одного, хорошего, только одного?!
— Я не волнуюсь. Просто не хочу, чтобы ты выплюнула легкие в мой стакан.
— Не надейся. Это тело сделано на совесть.
Внезапно в ночи у Александра прихватывает сердце. А потом внезапно сильнее прежнего прихватывают колени Сергея. А потом оказывается, что Алжан Жармухамедов почти слепой. И это костяк сборной Советского Союза по баскетболу?!