Гор нехорошо прищурился.
— Ты опасаешься, что он может начать на тебя охоту?
— Он уже начал, брат, — прошептала я. — Просто пока охотники еще далеко, пока они только ищут следы, шлют вперед собак и искусно прячутся за камышами. Но ланям лучше покинуть ставшее опасным болото пораньше. И лучше, чтобы охотники так и не поняли, что вместо лани там на самом деле притаилась золотая антилопа.
Форма — ничто, суть — все. Ничто не имеет значения, кроме истины и цели. Однажды ты сказал, что готов ради этого на все. И еще ты сказал: «Когда проживешь половину жизни в надежде, что когда-нибудь достигнешь цели, потом вдруг поймешь, что у тебя просто не хватает сил, чтобы ее достичь, а после этого тебя неожиданно касается порыв истинного вдохновения... трудно устоять от соблазна ему поддаться. И нелегко пережить падение, если его крылья не удержат тебя на весу».
Выглядело это примерно так:
— ... вот скажи, Бер, что ты думаешь насчет... ну-ка убрал ложку ото рта!
— Прости, я задумался.
— Так вот, что ты думаешь... я сказала: убрал ложку!!
— Прости. Я снова задумался.
— Бер!! Ты его съел!!!
— Э... ну... я случайно.
— ОПЯТЬ?!!
— Ну да. Он же вкусный...
Ишта не нуждается в такой компании, Ваше Величество. В этом вы с ним очень похожи. Он, как вы понимаете, тоже стоит высоко. Даже очень. Так высоко, что уже начинает об этом жалеть. Потому что быть на вершине — это значит, всегда быть одному. Ишта прекрасно это понимает, поэтому и не стремится в люди. Впрочем, вам ведь тоже знакомо это чувство?
— Его Величество тебе неприятен?
Я тяжело вздохнула.
— Нет. Но у него есть один серьезный недостаток, который на корню перечеркивает все его многочисленные достоинства.
— Какой?
— Корона, Риг. Корона, которая всю жизнь будет дамокловым мечом висеть над его головой и которая всегда будет влиять на его решения. По любому поводу. На троне ли, за столом ли, или же возле любимой женщины... в каком-то смысле, корона — это его крест. И пусть она красива, великолепна и волшебна... но она слишком холодная, Риг. И слишком тяжелая. Она подавляет. Подчиняет. Она не даст ему быть равным ни с кем. Король всегда первый. И он всегда один. Ему можно только безоговорочно подчиниться или... или же стать его врагом. Таким же жестким, сильным и непримиримым. Потому что власть — слишком цепкая леди, Риг. Она не любит делиться с кем-то еще. И она никогда его не отпустит, даже если он вдруг захочет этого сам.
Но, насколько я понял, Его Величеству это не понравилось.
— А кому понравится, если в твой дом вдруг заявится какой-то неизвестный и насквозь загадочный тип, нагло сообщит, что вообще-то этот дом стоит на земле, которая принадлежит ему; а когда ты предложишь ему зайти и мирно все обсудить, вдруг исчезнет, как дым, и только похихикает исподтишка, оставив вместо себя один только Знак? Причем, такой, что понять его можно двояко? Вроде как и согласился, что твой дом ему не мешает, но при этом бесцеремонно отклонил всякие предложения о переговорах и дал понять, что время и место для них будет выбирать исключительно сам? Тебе бы такое понравилось?
Мы снова ненадолго скрестили взгляды. А потом я заметила, как далеко за его спиной солнце дарит небу последние золотые лучи, и мгновенно отвлеклась от чужого раздражения, найдя гораздо более приятный объект для созерцания.
А небо было невероятно красивым. Нежно золотым, в длинных стрелах отгорающего заката. Чистым, без единого облачка. Далеким. И поистине бесконечным. Почти таким же прекрасным, как на моем заветном холме, где я целых полгода могла безнаказанно любоваться этим неповторимым зрелищем.
Вот — настоящий храм, господин ал-тар: небо, к которому мы всегда стремимся, воздух, которым мы дышим, трава, по которой мы ходим, солнце, дающее нам свет... обычно мы не замечаем всего этого, погруженные в свои мысли и кажущиеся важными проблемы. Как правило, просто проходим мимо, не видя истинной красоты того, что подарила нам жизнь. Мы вечно куда-то стремимся, бежим, торопимся и не имеем ни одной лишней минуты, чтобы остановиться и спросить себя: зачем? Для чего это нужно? Мы — как муравьи, бесконечно трудящиеся на благо своего муравейника. И совершенно не видящие того, что, кроме него, существует и другой мир. Гораздо более широкий, почти бесконечный и неизмеримо более богатый, чем все сокровищницы королей. Вы ведь не зря забрались так высоко, господин ал-тар? И не зря именно здесь поставили свой дом? С вершины холма лучше видно, не правда ли? И здесь, как нигде, есть возможность остаться наедине с собой?
— Бог находится не в храме, а в душе, господин ал-тар, — отозвалась я, с благодарностью приняв от него салатник.
— Но в храме человек становится ближе к богу. В храме легче творить молитву.
— Если человек не умеет слышать голос бога в самых обыденных вещах, возможно и так. Иногда трудно отстраниться от повседневности, сударь, и трудно отделить себя от привычной жизни, чтобы взглянуть на нее под другим углом. В храме многим действительно проще. Там им хотя бы ничто не мешает отставить свои дела и попытаться прислушаться к тому, что происходит вокруг.
Странно мы, наверное, смотрелись издалека: он в своем белоснежном камзоле — как вызов всему остальному миру. Дерзкий, непримиримый, гордый. И я рядом — почти сливающаяся с темнотой быстро наступающего вечера, тихо шелестящая черным подолом и мягко поблескивающая во мраке серебристой вышивкой, непривычно подчеркивающей белизну моей светлой кожи. Я специально не надела сегодня каблуки — не зная, чего ждать от приглашения ал-тара, решила примерить мягкие туфли на плоской подошве, поэтому не цокала сейчас, как подкованная лошадь, и не нарушала благоговейной тишины. Просто бесшумно скользила рядом, как привидение.
Мне кажется, истинная свобода находится где-то посередине. В тебе и во мне. В наших друзьях. В том самом выборе, который мы совершаем каждый раз, когда принимаем то или иное решение. Свобода — это не значит, что ты перестал вдруг от кого-то зависеть. Свобода, как я теперь понимаю, это — те рамки, которые ты определил для себя сам. И которые для тех, кто пока этого не понял, на всякий случай продублированы в библейский заповедях: не убий, не укради... оказывается, это так просто, Лин... мы каждый день встречаем многочисленные и ОЧЕНЬ простые для понимания подсказки, помогающие прийти к осмыслению, но почему-то упорно не видим, как ими воспользоваться. В лучшем случае, соблюдаем машинально. Или же из страха, что потом найдут и накажут. А это должен быть осознанный выбор. Добровольный. Осмысленный. Только тогда он перестанет давить на горло, как тугой ошейник. Именно тогда пропадет ощущение, что тебя к чему-то принуждают. Наверное, это и будет правдой?
Cлайд с цитатой