Ты не услышишь музыку, даже если Моцарт тебе по башке ею треснет.
Будущее музыки с каждым годом всё больше определяется прошлым, и оно становится настоящей угрозой для её развития.
Ты не услышишь музыку, даже если Моцарт тебе по башке ею треснет.
Будущее музыки с каждым годом всё больше определяется прошлым, и оно становится настоящей угрозой для её развития.
— Твоё лицо что моя жопа, — повторил Ричи. — Просто не забывай об этом, мой юный друг.
Ига поразила сама уже мысль, что кто-то может не интересоваться музыкой. Это было вроде как не интересоваться счастьем.
— Был в вашей жизни момент, когда вы осознали — вот да, сейчас я настоящий мужик?
— Знаете, мне абсолютно наплевать, мужик я, баба или растение. Абсолютно. Знаете почему? Потому что мне не нужно себе ничего доказывать. Я очень люблю музыку. Я много всего люблю, но музыку в частности. И когда я связан как-то с музыкой — слушаю ее или играю, меня нет — я в ней растворяюсь. И там нет ни мужского, ни женского, никакого начала. Я отсутствую. А когда отсутствуешь, доказывать-то нечего. Я, может, скажу ужасную вещь, но мужчинам, которые гордятся только тем, что они мужчины, просто больше нечем гордиться.
Далёкий путь, не отдохнуть,
А, ну, играй и пой, моя гармошечка!
Про отчий дом, тоску о нём,
О том, как ночь летит, пылит дороженька.
Про то, какие звёзды светят мне во мгле,
О том, как много разных бед на земле,
О том, как наши сёстры помнят о нас,
Про то, что сердцу не забыть любимых глаз.
— Надеюсь, добрались быстро, фашист!
— Прошу прощения?
(читает вопрос из кроссворда):
— Форма правления, характеризующаяся крайней степенью диктатуры. По горизонтали.
— А, ясно. Тогда: фашизм.
Жизнь — как музыкальная импровизация: ты не знаешь, какой будет следующая песня или мелодия, ты живешь в той композиции, которая звучит в данный момент!
Музыка должна быть отдушиной для чувств. Музыка дает выход эмоциям, так и должно быть.