Боль способна перекрутить нас внутри... И сделать нас способными на страшное.
Да, в сущности, не всё ли равно, чем всё это закончится? Единственное, что было важно для него, как и для всякого живого существа, — это избавиться от невыносимых мук.
Боль способна перекрутить нас внутри... И сделать нас способными на страшное.
Да, в сущности, не всё ли равно, чем всё это закончится? Единственное, что было важно для него, как и для всякого живого существа, — это избавиться от невыносимых мук.
Преступления побежденных находят свое объяснение, но, конечно, отнюдь не оправдание, в безрассудстве победителей. Если бы не это безрассудство, не было бы ни соблазна, ни возможности для преступления.
Ощущение, будто в груди сверлят огромную дыру, вырезают жизненно важные органы, оставляя глубокие раны, края которых потом долго пульсируют и кровоточат. Естественно, холодным рассудком я понимала: с лёгкими всё в порядке, однако хватала ртом воздух, а голова кружилась, будто отчаянные попытки ни к чему не приводили. Сердце, наверное, тоже билось нормально, но пульса я не ощущала, а руки посинели от холода. Свернувшись калачиком, я обхватила колени руками, казалось, так меня не разорвёт от боли.
Слишком мрачно даже для меня. Нет ничего лучше общества тех, кто страдает ещё сильнее, чем ты. Однако как только ты расстаешься с их страданием, твоё собственное давит на тебя вдвойне, холодное и неумолимое.
Люди своеобразные существа. Всеми их действиями руководствует желание. А их характеры выкованы из боли. Сколько бы они не пытались подавить боль. Подавить желание. Они не могут освободить себя от вечного рабства своих чувств. И пока в них бушует буря, они не обретут мир. Ни в жизни, ни в смерти. И так день ото дня они будут делать то, что должно. Боль будет их кораблем, желание – их компасом. Это все, на что способно человечество.
— В человеке, когда он страдает, не может быть прямых линий, — учил его Алейжадиньо.
Кабра понимал: его самого скрючила одна потеря и надломила вторая. Позвоночник напоминал змею в побеге. Глаза не желали глядеть на небо. Только на камень — который он строгал и за который держался; да в землю, чтобы считать шаги до мастерской, где ждёт теплая фейжоада.
Если бы существовали пижамы из колючей проволоки, она наверняка надела бы на себя такую.