Как говорится: «нет ада страшнее мести обманутой женщины».
Оскорбленная женщина пойдет на все, чтобы отомстить. Ее не сдержат ни моральные терзания, ни угрызения совести, ни мнимые условности и приличия. Это у вас, мужчин, существует кодекс чести или что-то в этом роде. А женщина, которую уязвили по-настоящему, не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить врага.
Комната – или, уместнее сказать, зал – была освещена рядами ламп скрытой подсветки, проходившей вдоль потолка, и несколько хрустальных люстр «тиффани» и «уотерфорд» различных форм и размеров отбрасывали свет на пуфики и канапе. Справа располагался бар, облицованный под камень, с длинной дубовой стойкой. Вдоль нее точно грибы выстроились высокие барные табуреты на длинных ножках, с черными шляпками сидений. За стойкой ловко трудилась пара барменов, тряся шейкерами и удваиваясь в зеркалах, что создавало иллюзию запаздывания движений. Над ними висели разнокалиберные бокалы, свет играл в них, как в весенних сосульках.
Сразу слева от входа миниатюрный танцпол, покрытый алым стеклом с подсветкой. Над ним мелькал прерывистый свет стробоскопа, рассыпая дождь сине-зелено-красных пятен на гостей, так лихо крутившихся и изгибавшихся в такт музыке, точно их черти поджаривали. Танцпол был окружен стеной зеркал, так что трудно было угадать число танцоров, смотревшихся, когда им этого хотелось, в свои отражения. Здесь хватало полуголых женщин, окруженных мужчинами в костюмах и модных куртках. Между ними сновали официанты в черных фраках и официантки в белых блузках с подносами горячих деликатесов, закусок, коктейлей, бокалов с шампанским.
Мужчины и женщины извивались и тряслись, словно испытывая оргазм. В самом центре комнаты пышная рыжеволосая женщина босиком, в чем-то более всего похожем на комбинацию, плывущей походкой продвигалась к бару. Все, включая женщин, оглядывались на нее. В ярком свете грудь ее практически просвечивала наружу – она с таким же успехом может ходить «топлесс», подумалось Кевину.
Кажется, они с Мириам попали на какую-то древнеримскую оргию, перенесенную в наши дни.
Если оскорбление нанесено публично, женщина охотно забывает его, ей любо подавить вас великодушием, выказать женскую кротость и милосердие; но скрытой обиды женщина не простит никогда, ибо не выносит тайны ни в подлости, ни в добродетели, ни в любви.
Ничто так не восстанавливает репутацию женщины, как месть за оскорбления, нанесенные ей.
Терпеть не могу, когда люди не могут выбрать: белое или черное, добро или зло. Жизнь становится намного проще, когда мы занимаем в ней определенную позицию, не правда ли?
Вас перестанет удивлять, что этот мир полон боли и страданий. Похоже, Господь не особо заботится о нем в последнее время.
Коллет вставила дискету и затерла программы Гэвина. Она слышала о женщинах, которые, перед тем как уйти, кромсали одежду мужей ножницами. Но тряпки Гэвина в их нынешнем состоянии и сами по себе были достаточным наказанием. Она слышала о женщинах, которые кастрировали мужей, но тюрьма не входила в ее планы. Нет уж, посмотрим лучше, как он обойдется без своих битов и байтов, подумала она. Одним нажатием клавиши она обрушила операционную систему.
... прокуратура и адвокатура – это как два ножа, которые беспрерывно точатся друг о друга. Чем изощреннее адвокаты, тем изощреннее – со временем – становятся прокуроры. Это их работа. И мы понимаем это. И ценим. Точно так же и я наступаю на хвост сыску, не давая им расслабиться и указывая на ошибки, – и они ненавидят меня за это.
По-моему, женщине можно отомстить только двумя способами – приблизив ее к себе или удалив ее от себя. В зависимости от сопутствующих обстоятельств.
Cлайд с цитатой