Война… Война никогда не меняется.
Ведь должны, наконец, когда-нибудь осознать люди это потрясающее безумие, когда с помощью науки, под звуки патриотических гимнов готовится смерть миллионам людей для продления жизни нескольких «индивидуумов».
Война… Война никогда не меняется.
Ведь должны, наконец, когда-нибудь осознать люди это потрясающее безумие, когда с помощью науки, под звуки патриотических гимнов готовится смерть миллионам людей для продления жизни нескольких «индивидуумов».
Отчего-то многие убеждены, что война — это когда окопы, постоянная канонада, героические штыковые атаки и все в таком духе. А на деле это постепенное исчезновение того, что раньше было привычным. Соседний дом, постоянное наличие какого-то продукта в магазине, привычный отдых или привычная работа — все это постепенно меняется. Иногда совсем не трагично. Подумаешь, где-то мост разрушили? Ведь никто из твоих близких не пострадал. А товары могут и через другой перевезти.
И в какой-то момент ты вдруг понимаешь, что живешь в совсем другом городе и совсем по другим правилам.
Война – это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны воины, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает.
Все знают, как начинают войну, никто не знает, как она заканчивается. И все, кто планировали три месяца, два месяца, четыре месяца — четыре года. Это говорит о том, насколько люди, которые берутся управлять государством, способны правильно определять его национальные интересы, правильно определять интересы народа и правильно планировать военные действия.
У меня был другой, довольно специфический, повод для огорчения: я оставил в комнате на столе авторучку и часы — все свое богатство. Я рассчитывал продать эти предметы, и если бы мне удалось бежать, то на вырученные деньги я сумел бы протянуть несколько дней — до тех пор, пока друзья помогут как-то устроиться.
Только болван может воображать, будто если в мирное время приучить человека быть трусом, так тот на войне станет вести себя как лев.
– А вы? – спросил его другой новенький. – Поделитесь секретом, как вам удалось протянуть на фронте так долго?
Хэл так и представил себе невинную улыбку Фаррена.
– Да ну, какие у меня могут быть секреты? Просто я, знаете ли, колдун по материнской линии, с уймой амулетов и всего такого прочего. Я просто лечу, весь такой замечательный, а когда вижу что-то двигающееся, стреляю. Вот и всё.
– И сколько же драконов вы сбили? – скептически осведомилась Чинча.
– Наших или рочийских?