Мой взгляд возвращается на землю, и когда это происходит, я вижу ее глаза. Не так, как я видел их раньше: за каждым поворотом, за собственными веками на рассвете каждого дня. Не так, как я представлял их в глазах каждой девушки, лежащей подо мной. На этот раз это действительно ее глаза.
Но, кажется, в углу мы в безопасности. Пока я не совершаю роковую ошибку, кидая контрольный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что никто на меня не смотрит. И в эту долю секунды происходит то, чего я надеялся избежать — я натыкаюсь на чей-то взгляд. И вижу, что в глазах загорается блеск узнавания, как чирканье спичкой. Я почти чувствую в воздухе запах фосфора. Все последующее, кажется, происходит в замедленном темпе. Сначала я слышу, что становится противоестественно тихо. А потом раздается низкий гул, при котором распространяются новости. Я слышу свое имя, шепотом передающееся по шумному поезду. Я вижу, как пассажиры толкают друг друга локтями. Вынимают сотовые телефоны, хватаются за сумки, собираются с силами, шаркают ногами. Все это происходит за считанные секунды, но это всегда мучительно, как и момент, когда первый удар уже нанесен, но еще не достиг цели. Парень с бородкой готовится выйти вперед, открыв рот, чтобы назвать мое имя. Я знаю, он не хочет причинить мне вред, но как только он обратится ко мне, весь поезд уставится на меня. Тридцать секунд до того как врата Ада распахнутся.
Может, поэтому я не могу позволить себе наслаждаться тем, что у нас есть. Почему посреди ночи, когда я не могу уснуть, я выхожу на улицу, чтобы послушать плеск фильтра в бассейне, и почему зациклен на тех мелочах в Брин, что сводят меня с ума. Ведь я осознаю, что в сущности, это пустяки — то, как она спит с Блэкбэри у подушки, как тренируется часами, как записывает абсолютно все, что ест, как отказывается отклоняться от плана или расписания. И я знаю, у нее есть много плюсов, которые уравновешивают все плохое. Она щедрая, как нефтяной магнат, и верная, как питбуль.
Ведь были знаки. Возможно, намного больше, чем я смог заметить, даже после осознания реальности. Но я пропустил их все. Наверное, потому что я не пытался их увидеть. Постоянно оглядываясь назад на тот ужасный пожар, через который мне пришлось пройти, я не обратил ни малейшего внимания на бездонную пропасть, зияющую впереди.
Да, в сутках всего двадцать четыре часа, но иногда пережить их кажется куда сложнее, чем взобраться на Эверест.
Я злилась на весь мир. Причину этой злости я знала. Я ненавидела всех своих врачей за их бесполезность. Я была чем-то вроде маленького комка саморазрушающей злости, и никто из них не мог ничего сделать, кроме как сообщить мне это.
... окружающие всегда неадекватно реагируют, когда что-нибудь перестает соответствовать их ожиданиям.
Отпустить. Все говорят об этом, как о самой простой вещи. Разогни свои пальцы один за другим, пока твоя ладонь не будет открыта. Но моя рука сжималась в кулак в течение последних трех лет, теперь она намертво закрыта. Я весь намертво закрыт. И собираюсь закрыться полностью.
... слухи, даже правдивые, они как огонь: перекрыть доступ кислорода, и он потухнет.
День может и длится всего двадцать четыре часа, но иногда прожить даже один из них кажется столь же невозможным, как покорить Эверест.
«Такое слово вообще есть?» — спрашиваю я сам себя.
«Да какая, к черту, разница, ты же все равно сам с собой разговариваешь», — отвечаю себе я, глотая пару таблеток.
Cлайд с цитатой