— Клёвая ткань?
— Чудо. Хотя что-то знакомое.
— Верно. Занавеска из ванной.
— Клёвая ткань?
— Чудо. Хотя что-то знакомое.
— Верно. Занавеска из ванной.
— Чего мне бояться? В моем возрасте мне бояться нечего. Живем в таком мире, что бояться надо вам. Чаю с мятой?
— Почему бы нет?
— А в ваше время мир был другим?
— Он был столь же злым. Но зато более вежливым.
— Только проследи, чтобы я сидел рядом с министром иностранных дел.
— Конечно, сэр.
— Кстати, какую из двух секретарш он трахает, ты выяснил? Брюнетку или блондинку?
— Я боюсь, обеих, сэр.
— Господи, как же я люблю Францию.
— Да, я тоже не помню хорошего в детстве.
— А я-то думал ты в Кембридже родился и вырос.
— Восточный Бруклин, Нью-Йорк.
— Да ну!? Правда?
— Ага.
— Ты что, вообще не выходил из дома?
— Не часто. Зато я смог выбраться из квартала живым.
— Вот держи, собрал тебе в дорогу, мало ли куда тебя занесет.
— Да, друг, знаешь, мне кажется, что и ты отправишься в путь очень скоро по воле нашего мудрого правительства, они умеют «благодарить».
— Вот держи, собрал тебе в дорогу, мало ли куда тебя занесет.
— Да, друг, знаешь, мне кажется, что и ты отправишься в путь очень скоро по воле нашего мудрого правительства, они умеют «благодарить».
— Всего лишь иллюзия, верно? Там, наверху, ничего нет. Это придумано нам в утешение, когда кто-то умирает.
— Я не знаю. Может, там и нет пушистых облаков и милых ангелочков, но, думаю, мы все уходим куда-то. Думаю, мы все уходим куда-то очень далеко, но мы живём в тех, кто остаётся здесь.
— Я хочу знать, кто виновен в задержке и требую его уволить!
— Как я люблю эту работу — нас хвалят, благодарят...