В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году Энди Дюфрейн сбежал из тюрьмы Шоушенк. От него остались только грязные тюремные тряпки, кусок мыла и старое кайло, стертое почти до основания. Помню, я подумал, что такой штукой можно прорыть туннель лет за шестьсот. У Энди на это ушло меньше двадцати лет.
Нужно делать невозможное. Нужно тяжело работать. И если у тебя получается, ты позитивен, у тебя появляется лучик надежды.
Я понимал, почему его приняли за сноба. Он вёл себя так спокойно... Ходил и разговаривал как здесь было не принято. Гулял словно человек в парке, которого ничто в мире не тревожит и не заботит. Словно на нём был невидимый плащ, который ограждал его от этого места.
— Оно того стоило? Две недели в яме?
— Самый лёгкий срок...
— Брехня! В яме легко не бывает. Там неделя тянется как год. Это точно.
— Со мной был мистер Моцарт.
— Тебе разрешили взять с собой проигрыватель?
— Он был здесь (показывает на голову) и здесь (показывает на сердце). Красота музыки, её отнять нельзя. На вас музыка так не действует?
— Ну, я в молодости играл на губной гармошке. Потом утратил интерес. Здесь от этого нету прока.
— Здесь от этого огромный прок. Тебе это нужно, чтобы не забыть...
— Не забыть?
— Не забыть, что в мире есть места, высеченные не из камня. То, что в тебе есть то, до чего не добраться... То, что не тронут. Это только твоё. Понимаешь? И ничьё больше. Только твоё.
— О чём ты говоришь?
— О надежде...
Некоторые птицы не рождены для клеток. У них слишком яркие перья. И когда они улетают, ты радуешься, зная о том, что было греховно держать их под замком. И все же, когда они улетают, в твоей норе становится серо и одиноко. Наверное, я просто скучаю по своему другу.
Сначала ты ненавидишь эти стены, потом — привыкаешь, ну а когда просидишь здесь достаточно долго — получается, что ты от них зависишь.
Cлайд с цитатой