Где ищут выгоды
И гонятся за славой.
Там ненависть с враждой
Всегда живучи...
Где ищут выгоды
И гонятся за славой.
Там ненависть с враждой
Всегда живучи...
То, чего он всегда так страстно желал, а именно чтобы его любили другие люди, в момент успеха стало ему невыносимо, ибо сам он не любил их, он их ненавидел. И внезапно он понял, что никогда не найдет удовлетворения в любви, но лишь в ненависти своей к людям и людей — к себе.
Что мне слава
И выгода что!
Я готова
Все Небу отдать...
Был бы только рыбацкий челнок -
Время с удочкой коротать!
Ненависть, порождающая войны, никогда не прекращалась, а вот народный гнев, чтобы остановить любую войну, никогда не появлялся.
Из всех призрачных стремлений нашего мира самое обычное и распространённое – это забота о нашем добром имени и о славе. В погоне за этой призрачной тенью, этим пустым звуком, неосязаемым и бесплотным, мы жертвуем и богатством, и покоем, и жизнью, и здоровьем – благами действительными и существенными... Из всех неразумных человеческих склонностей это, кажется, именно та, от которой даже философы отказываются позже всего и с наибольшей неохотой. Из всех она самая неискоренимая и упорная.
Да. Если честно, я их терпеть не могу. Наши родители погибли во время набега коловианцев. Мне не терпелось пронзить клинком парочку этих помешанных на богах ублюдков.
Не могу ненавидеть тех, кто меня предал, — это их собачье дело. Просто эти люди становятся мне безразличны. Образно говоря, иду я, скажем, по берегу реки, и этот человек тонет: я, конечно, протяну руку и вытащу его, но помогать отжимать белье уже не буду.
Счастье не вечно,
Слава слепа,
А королей выбирает толпа.
Мы вызываем судьбу на дуэль,
Нам наплевать, кто охотник, кто цель.
Игры с судьбою смешны и пусты,
Мы за собою сжигаем мосты,
И неизменно во все времена,
Только любовь миром править должна.
Не являются ли любовь и ненависть в основе своей одним и тем же чувством? Каждая из них в своем предельном развитии предполагает высокое понимание человеческого сердца; каждая из них питается за счет чувств и духовной жизни другого; каждая из них заставляет и страстно любящего и не менее страстно ненавидящего, лишенных объекта своей любви или ненависти, одинаково страдать от одиночества и тоски. С философской точки зрения обе эти страсти представляются совершенно одинаковыми, с той лишь разницей, что одно чувство сияет небесным светом, а другое — зловещем пламенем.