Как путник,
Озябший на ветру,
У встречного спрашивает дорогу,
Так, только так
С тобой говорил я.
Как путник,
Озябший на ветру,
У встречного спрашивает дорогу,
Так, только так
С тобой говорил я.
Love ain't no fairytale, love is a buried nail.
Мой друг
Потом покинул меня,
Но мы играли с ним
В те года.
Мы книги читали вдвоём.
Стареть — это все равно что ехать на машине по снегу, который с каждой минутой становится все глубже и глубже. А когда ты погружаешься в него по колеса, то начинаешь просто буксовать на месте. Это и есть жизнь. И никакие снегоочистители не придут к тебе на помощь. И корабль никогда не приплывет за тобой. И спасательных шлюпок нет ни для кого. И ты никогда не выиграешь. Тебя не будет снимать оператор, и не найдется никого, кто следил бы за твоей борьбой. Это и есть жизнь.
Не знаю отчего,
Мне кажется, что в голове моей
Крутой обрыв,
И каждый, каждый день
Беззвучно осыпается земля.
При жизни она была рекой. Смерть иссушила эту реку до размеров ручейка. Но после десяти проведенных в пустыне лет любой, почувствовав вкус воды, будет рыдать от счастья.
— На жену мою похож.
— Не понял.
— Я сказал, ты мне напоминаешь...
— Я говорю — я не понял, к чему помада и проникновенный взгляд.
— Она много страдала. Но юмор помогал ей справляться с болью. Я вот этому так и не научился. Я её не спас, а ведь должен был убивать таких, как он. Пару раз мне почти удалось. Он этому не обрадовался. Хотел меня наказать и точно знал, как это сделать. Он явился в мой дом и вырвал само сердце этого дома. Тебе это знакомо.
Мы все неплохо ладили с Маргарет. Она была вроде изоляции, которая предотвращала короткие замыкания и искрения в нашей семье.
Мы идем сквозь жизнь, как поезд сквозь тьму, к неизвестному месту назначения.
В ту пору,
Когда, наливаясь, крепнут
Корни белой редьки в деревне,
Родился —
И умер мой сын.
— Все больше нет Тессии? Наверное, сейчас Азари жалеют, что танцовщиц у них много, а десантниц — мало.
Что, я тороплюсь?
— Вдруг ты не заметил — мы только что потеряли несколько миллионов жизней. Не время для шуток.
— Видишь? Это Типтри. Маленькая колония в богом забытом уголке галактики. Там живет мой отец. И сестра. Жнецы прибыли туда, две недели назад. Так что я в курсе, что идет война, капитан.
— Тогда зачем шутки?
— Сканирования СУЗИ жизненных показателей в твоей броне показывает что у тебя сильнейший стресс, сильнее чем во время Скиллианского блица. Сильнее, чем на Элизиуме, когда десять тысяч батарианцев пытались тебя убить. Когда я в прошлый раз говорил с Андерсеном, он велел мне о тебе заботиться. Мужик, возглавляющий сопротивление, — это на Земле-то — беспокоится о тебе. Я обязан помочь.
— Спасибо за заботу, Джокер, но я в норме.
— Черта с два! Сейчас ты словно полуробот. Без обид, СУЗИ. Я чувствую, что виноват в этом. Когда Коллекционеры взорвали первую «Нормандию» , ты погибла из-за того, что я не покинул мостик. Из-за того, что тебе пришлось вернуться за мной.
— Не могла же я бросить лучшего пилота на всем флоте.
— Да, это смотрелось бы плохо в твоем рапорте.