Ольга Брилёва. По ту сторону рассвета

Прошло еще немного времени — и шквал ушел. Остались обломанные ветки и поваленные деревья, Малдуин помутился и волок всякий мусор, набросанный ветром, да мокрая трава взблескивала росой — а так все осталось по-прежнему. Гили вспоминал себя полчаса назад — трясущегося от страха, измученного борьбой с холодным ветром, и подумал — а не сон ли это?

Другие цитаты по теме

— Если даже Хардинг думает отдать тебя феанорингам, то, глядючи мне в глаза, может и постыдиться.

— Если Хардинг уже переступил через совесть, то переступит и через стыд, — неожиданно мудро сказала Даэйрет.

— Ты сказала, что во мне есть много из того, что ты любишь в нем. А что у него есть такое, чего нет у меня?

Лютиэн пришлось немного подумать над ответом.

— Самоотречение, — сказала она наконец.

— Финрод, государь мой, мне больно уже от того, что я ее не вижу. Закрываю глаза — она передо мной; засыпаю — и слышу ее голос. Это, наверное, похоже на то, что испытали вы, когда погасли Деревья. Это... — горло сдавила судорога рыдания.

— ... Невыносимо, — подсказал Фелагунд.

— Так не пишут! — воскликнул Аэглос, первым сказав то, что вертелось у всех на языке.

Да, так не писал никто и никогда, не слагал слов таким образом. Так не пишут — так думают, так чувствуют, и тот, кто читает эти строки или слушает их, тут же проникается этой мыслью и этими чувствами, так, словно сам испытал их.

Повелитель ошибся, и Болдог знал, где именно он ошибся. Повелитель умен, повелитель мудр — и поэтому он не понимает, что такое иметь дело с безумцем. Безумно влюбленным в эльфийскую девку. Безумно преданным эльфийскому королю. Повелитель думал, что за эту любовь и за эту преданность он сможет удерживать Беоринга, как за кольцо, продетое в ноздри вола. Это было умно; беда в том, что безумная любовь и безумная преданность — совсем не то, что обычная любовь и обычная преданность...

Что ж, придется смириться с ее длинным языком, ее спесью, и — самое неприятное — ее девчоночьей влюбленностью, с которой Илльо просто не знал, что делать. Это было его слабое место: он понятия не имел, что делать с безнадежно влюбленными женщинами. Обет безбрачия, о котором знали все, избавлял его от необходимости говорить «нет», но что делать с плохими стихами, которые он находил порой в комнате, с вышитыми платками, где в нитки вплетены девичьи волосы, с этим вечно восхищенным и пристальным взглядом?

На второй день этой мучильни Гили сказал эльфу:

— Слушай, давай закончим пораньше. У меня руки болят.

— Давай, — неожиданно легко согласился Айменел. — Если на нас свалятся орки, ты им так и объяснишь: у тебя болят руки. И они сразу отстанут.

Имя Маэдроса для всех эльфов Средиземья было именем отваги и самоотречения; имя Финголфина — именем чести, имя же Финрода... Артанор не знал, как называется та добродетель, которая сделала Финрода вождем. Это была некая мудрость, отличная от мудрости ingolmor, мудрость духа и сердца. Она порождала странное благородство и порой казалась безумием.

Мертвый враг — это всего лишь мертвый враг, а живой и правильно использованный — подобен дыханию чумы в лагере противника.