Хоть его работа и связана с книгами, которые детям читать нельзя, он всё равно обычный добрый папаша.
Двацветок развернул лошадь и рысью поскакал обратно, демонстрируя мастерство верховой езды, типичное для мешка с картошкой.
Хоть его работа и связана с книгами, которые детям читать нельзя, он всё равно обычный добрый папаша.
Двацветок развернул лошадь и рысью поскакал обратно, демонстрируя мастерство верховой езды, типичное для мешка с картошкой.
— Идиот. Открой глаза!
А?... Ой!
Я открыл глаза и узрел такую картину: сижу на лавочке, а напротив меня стоит туша, поперёк себя шире, да ещё и с крыльями. И как же это он летает-то?
— Ты кто?
— Я — твоя смерть!
— А по отчеству?
Я знал одного бармена, который говорил любой посетительнице, на которую западал: «У меня язык 25 см, и я могу дышать через уши!»
— Ты мне поставил мат? Я с тобой больше не играю, собака! Помолчи, не хочу слушать твоих извинений.
— Столько рыбы ем. Боюсь, что скоро превращусь в пингвина. А вы знаете, что пингвины самцы присовывают друг другу? Я серьезно, я в передаче смотрел.
— Да тебя самого надо в таких передачах снимать.
— Фима, вот мне дико интересно, с чего ты живешь? Нигде не работаешь, целый день болтаешься за нами как…
— Я болтаюсь? А кто Сеньку Шалого расколол? Кто схрон с военными шмотками нарыл?!
— Во! Хочешь нам помочь — шагай в постовые. Годик отстоишь, потом поговорим за твой перевод в УГРО…
— Шо? Я — в уличные попки?!
— А шо такого? Шо такого? Я цельный год был на подхвате! Цельный год!
— Нет, мне это нравится! Я стою в кокарде у всей Одессы на глазах! И это униженье мне предлагает друг! Мой бывший лучший друг!