— Этому нельзя попадать в прессу. Я бы хотел, чтобы это было так.
— Бретт, ты можешь нам доверять.
— Мы юристы.
— Этому нельзя попадать в прессу. Я бы хотел, чтобы это было так.
— Бретт, ты можешь нам доверять.
— Мы юристы.
Что бы я ни делал, я просто... я делаю всё еще хуже.
— Иисусе, пацан. Я свалил на пять минут, а ты уже превратил это место в полное дерьмо.
— Тебя не было двадцать лет.
В последнее время я задаюсь вопросами морали. Что правильно, а что нет — добро и зло. Иногда лишь тонкая линия разделяет эти два понятия. Иногда все размыто. И частенько это как порнушка. Ты понимаешь только после просмотра.
Я больше не вижу этот город… Лишь его тьму!
Факты не имеют мораль. Они просто утверждают истину.
Мы же Мёрдоки. Нас часто бьют. Но мы поднимаемся. Мы всегда поднимаемся.
— Бог создал каждого из нас с какой-то целью, не так ли? Дал нам предназначение.
— Да, я верю в это.
— Тогда зачем он вселил в меня дьявола? И почему я чувствую сердцем и душой, как он рвётся наружу, если это не задумка Господа?
— Может, таким образом он хочет возродить лучшее в тебе. Чтобы ангелы в твоей душе одолели дьявола.
— А вы не думаете, что ангелы и дьявол внутри меня могут быть одним и тем же?
— Я этого не знаю. Но ничто так не притягивает людей в церковь, как мысль о Дьяволе, что их скоро настигнет. Может, в этом и был замысел Божий. Зачем Бог создал его? Зачем позволил так низко пасть? И стать для нас страшным символом, предупреждением для всех — не сбиваться с правильного пути?
— Люди не должны умирать.
— Да ладно, Красный. Ты веришь в это?
— Я верю, что это не мне решать. И не тебе.
— Кто-то попросил тебя надеть этот костюм, или ты сделал это по собственной инициативе? Знаешь, что я думаю о тебе, герой? Я думаю, что ты приверженец полумер. Я думаю, ты человек, который не может довести дело до конца. Я думаю, что ты трус. Один неудачный день — и ты станешь мной.
— Тогда меня осенило. Ты знаешь, все это. В первый раз я почувствовал, насколько я устал, знаешь? ... Я просто устал, понимаешь?
Ты... Ты когда-нибудь уставал, Красный?
— Да.
— Ты хотел отца, а я — солдата.
— Тогда я думаю, мы оба были разочарованы.