И мы не жалуемся
И не хвалимся.
Как поужинаем,
Спать завалимся.
И мы не жалуемся
И не хвалимся.
Как поужинаем,
Спать завалимся.
Наши нервы не резина,
А мозги не парафин.
Значит, следует, Регина,
Оттыкать порой графин.
Много я писал про Анн,
Обучаясь на поэта.
Я водил их в ресторан,
Было то, и было это.
Что за Анны, Боже мой!
Я их помню по приметам:
Этих я любил зимой,
А в других влюблялся летом.
Все наши покаянья стоят грош,
И осуждения не выход.
Что ж делать? Не взыскуя выгод,
Судить себя. В себе.
Не пропадешь.
Любить не умею,
Любить не желаю.
Я глохну, немею
И зренье теряю.
И жизнью своею
Уже не играю.
Понимаю: водки, вина
Растлевают молодежь...
Ну, а все-таки, Регина,
Нам по рюмочке нальешь.
Так с тобой повязаны,
Что и в снах ночных
Видеть мы обязаны
Только нас двоих...
Не расстаться и во сне
Мы обречены,
Ибо мы с тобою не
Две величины...
Дай выстрадать стихотворенье!
Дай вышагать его! Потом,
Как потрясенное растенье,
Я буду шелестеть листом.
Я только завтра буду мастер,
И только завтра я пойму,
Какое привалило счастье
Глупцу, шуту, бог весть кому.
Большую повесть поколенья
Шептать, нащупывая звук,
Шептать, дрожа от изумленья
И слезы слизывая с губ.
И вот я встал, забыл, забылся,
Устав от вымыслов и смысла.
Стал наконец самим собой,
Наедине с своей судьбой.
Я стал самим собой, не зная,
Зачем я стал собой. Как стая
Летит неведомо куда
В порыве вещего труда.
Свои стихи пишу с трудом,
Перевожу чужие.
А перевод — нелегкий труд.
Весь день чужие мысли прут
В мозги мои тугие.
... Я вдаль ушел, мне было грустно,
Прошла любовь, ушло вино.
И я подумал про искусство:
А вправду — нужно ли оно?