Ах Астахова (Ирина Астахова)

Встреча случайная – гром и град!

«Как ваше имя? Отчество?»

Чья-то трагедия – это ад.

Моя – одиночество.

Осень застала меня врасплох

Ты – мой последний шанс.

Чья-то религия – это Бог.

Моя – это вера в нас.

Руку подай мне и ляг на грудь.

Все расскажи мечты.

Каждый путник свой ищет путь,

Мой, безусловно,

Ты.

Другие цитаты по теме

Любить бога было легко, как легко любить идеал. Жертвенность казалось красивой и радовала возможностью любоваться собой, а отказ от реальности был удобен и не требовал никаких действий и решений. Но любовь есть любовь, и однажды ее чувство потребовало большего. Оно потребовало рук, способных прикасаться и сжимать в объятиях, оно потребовало губ, умеющих целовать, оно пришло к простому выводу бытия: к ценности ношеной блеклой рубашки, под которой изгиб груди прячет дыхание и сердцебиение настоящего, живого, осязаемого человека. Человека, который был ее богом.

Натянутая пружина верности может ослабеть в любой миг. Какой бы крепкой ни была. Тогда мостик любви через реку времени разрушится, отколовшиеся камни былой веры унесет потоком. Туда, где любовь сменяется отчаянием... Любящие сердца выдержат разлуку только с помощью веры. Вера – это яркая картинка в мыслях. Каждую минуту ее надо представлять перед глазами. И верить душой. Лишь так можно дождаться, увидеть тот самый парусник на горизонте...

Когда любишь — хочется верить. Когда веришь — хочется любить.

«Моментов в жизни будет много,

Но самый важный лишь один.

Когда встречаешь ты от Бога,

Того, кто так необходим.

И Вера в счастье не должна,

Нас покидать ни в коем случае.

Она с Любовию дружна,

Как «А» и «Я» — одно созвучие».

Любовь — счастье, но лишь когда веришь, что она будет вечной. И пусть это каждый раз оказывается ложью, но только вера дает любви силу и радость.

Чтобы завоевать сердце человека, самый короткий путь — путь любви.

Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище... Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения... Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.

Мы два моста, что ищут берегов...

Однажды чувств стремительных река,

Разрушив дамбы из мирских основ,

Прорвется за пределы наших слов!

Заполнив бездну между двух миров,

Расколет стенки одиночества часов.

Возделывая почву для основы из основ.

Тогда возникнет между жизней-островов,

Бескрайний океан, безмерная Любовь...

С моей измученной душою

Слился какой-то злобы яд,

И непрерывной чередою

В ней с своенравием кипят

Тоска и желчь негодованья,

В ней дух смирения истлел

И ангел божий отлетел

От недостойного созданья.

Где мир любви, в котором я

Пил чашу наслаждений рая,

В котором жизнь была моя,

Как утро радостного мая?

О нет! еще в душе моей

И вера и любовь святая

Таятся, ввек не угасая,

Как звезды в сумраке ночей.

... а по дороге домой, в переполненных вагонах метро, украдкой заглядывала в глаза мужчин, на подсознательном уровне желая разглядеть того самого. Своего.